Возможно, это притягивало Виолу Торнхилл больше, чем опытность.
Фердинанд занимался любовью именно с Виолой Торнхилл, почему-то он воспринимал ее как девственницу. Он чувствовал себя очень способным и встревоженным. Но Фердинанд отбросил это последнее ощущение. Он мог обеспечить ей безопасность только как ее любовник.
Виола не имела ничего против его неопытности, поэтому Фердинанд расслабился и тоже позабыл о ней. Он изучал ее пальцами, познавая каждый изгиб тела своей женщины, в то время как желание горячило его кровь, вызывало сладостные судороги в паху и превратило в камень его оружие. Он открыл места – некоторые казались совершенно неожиданными, – прикосновение к которым вызывало у Виолы нежное мурлыканье от удовольствия и медленные вздохи, подтверждавшие ее желание. Он начал познавать ее.
Затем Фердинанд просунул руку под рубашку и начал двигаться вверх по гладкой коже ее стройных ног к груди.
Ее тело было горячим и влажным. Она раздвинула бедра, и ее руки замерли на его теле, пока его пальцы продолжали исследовать ее, изучать каждую складочку. Когда ее внутренние мускулы сжались вокруг его пальцев, Фердинанд испытал почти невыносимое возбуждение.
И вдруг подушечка его большого пальца, движимая каким-то инстинктом, нашла местечко у входа в ее самое интимное место и легко потерла его, Фердинанд тут же понял, что, возможно, обнаружил точку, дающую наивысшее наслаждение. Виола задрожала, ее руки сжали его плечи, и она достигла пика.
Когда все кончилось, Фердинанд тихо засмеялся.
– Неужели я так хорош? – спросил он.
Виола засмеялась вместе с ним, ее голос слегка дрожал и прерывался.
– Должно быть, так, – сказала она. – Что ты сделал?
– Это мой секрет, – пошутил он. – Я обнаружил у себя скрытые таланты. Я прирожденный любовник, ты согласна?
Они оба рассмеялись. Фердинанд приподнялся на локте и склонился над Виолой. Они не задернули шторы на окнах, и в темноте он смутно видел на подушке ее лицо в ореоле волос.
– И ужасно скромный.
– Согласен, ужасный, это точно. – Он потерся носом о ее нос.
– Надеюсь, на этом все не закончится, – прошептала она.
Он добродушно рассмеялся.
– Дай мне минуту, – попросил он, – и я докажу тебе, что всегда говорю только правду.
Фердинанд не стащил до конца ее ночную рубашку.
Фантазии казались более заманчивыми, чем нагота. Он подвинулся и устроился меж ее бедер.
– Что ж, покажи, на что ты способен, – сказала она, – а я буду судить. Думаю, ты просто хвастаешься.
Фердинанд проник в ее лоно жестко и глубоко и подавил желание тут же завершить акт. На этот раз он знал, чего ожидать, и выдержка далась ему немного легче. Он хотел выждать, хотел дать ей время получить наслаждение вместе с ним.
– Нет, – сказала Виола, и ее голос прозвучал поразительно спокойно, – ты не хвастался.
Распутница. Шлюха. Колдунья. Женщина.
Он приподнялся на локтях и усмехнулся ей.
– Пять минут? – спросил он. – Или десять? Как ты думаешь, на что я способен?
– Я не заключаю пари, когда у меня нет надежды выиграть, – призналась она. – На что ты способен? Подожди, дай подумать. Полагаю, на сумму этих чисел – на пятнадцать. – И она снова засмеялась.
Фердинанд начал двигаться в ней, перенеся на нее большую часть своего веса, лаская ее медленными ритмичными движениями, наслаждаясь ее ароматом, звуками их соединения, осознанием того, что она испытывает те же непередаваемо приятные ощущения, что и он, что они испытывают их вместе.
Вместе! Это был ключ ко всему процессу. Они были одним целым. Тела, объединенные в глубоко интимном, бесконечно приятном танце. И не только их тела. Не просто любой мужчина с любой женщиной.
– Виола, – прошептал он ей на ухо. |