— Да уж, — пробормотала я.

— Пожалуйста, Эмма, давай помиримся! — взмолился Брет, — Приезжай. Твой дом здесь. Позволь мне доказать, что я жалею о случившемся. Я тебя люблю.

Я помолчала. О большем я не могла и мечтать, но почему-то меня не покидало ощущение, что уже ничего не изменишь.

— Я тебе перезвоню, — сказала я и бросила трубку, прежде чем Брет успел ответить.

Поппи тут же заявила, что мы должны отправиться в бар «Дике», выпить сангрии и хорошенько все обсудить.

— Может, все-таки дать ему последний шанс, — пробормотала я, когда мы заказали первый кувшин.

Отчасти я надеялась, что Поппи меня не услышит. Я утопила свой ответ — и всякое самоуважение — в большом глотке сангрии, надеясь поскорее захмелеть. Увы, ничего не вышло.

— Последний шанс?! — вопросила Поппи. Она отпила из своего бокала, не сводя с меня глаз, — Мы ведь это обсуждали, Эмма!

Я опустила глаза и задумалась. Да, это безумие. Да, Поппи — с ее житейской мудростью и теорией одного свидания — последний человек на планете, который мог бы меня понять. Возможно, она права, но иногда сердце подсказывает совсем не то, что говорит рассудок. Я вздохнула и сделала большой глоток сангрии.

— Знаю, по-твоему, я спятила. Но не так-то легко взять и выбросить несколько лет своей жизни.

— Это не ты их выбросила, — напомнила подруга.

— Да, но я не могу так просто уйти… — с трудом подбирала я нужные слова. — Брет говорит, что совершил ошибку. Все мы иногда делаем глупости, почему бы не дать ему шанс исправиться?

Поппи качнула головой.

— Это не глупости, Эмма. Брет бесцеремонно бросил тебя и переехал к твоей лучшей подруге.

Слезы навернулись мне на глаза.

— Я знаю. Но ведь он ушел от нее. Они жили вместе всего пару недель. Может, он растерялся. Может, я слишком давила на него со свадьбой. Может, он был не готов и попросту испугался!

— От страха люди на многое способны, — твердо ответила Поппи, — но порядочные мужчины не бегут чуть что в объятия твоей лучшей подруги.

В зеленых глазах Поппи светилось искреннее сочувствие.

Я загрустила. Плохо, что меня жалеют. Но отчасти я понимала, что Поппи права: я веду себя жалко. И все-таки меня не покидала мысль, что я сама виновата в случившемся и Брет хотел найти в Аманде то, чего не видел во мне. Иначе бы он не переехал к ней так быстро. Возможно, я была чересчур одержима работой. Или слишком усердно тащила его под венец.

— Слушай, — помолчав с минуту, сказала Поппи, — ты счастлива? В Париже, я имею в виду.

— Да, счастлива, — без лишних раздумий ответила я.

— Тебе здесь лучше, чем в Орландо?

Я помедлила. А лучше ли? Тяжело было сравнивать. Я жила здесь совсем другой жизнью. Работа меня бодрила и увлекала, хотя порой действовала на нервы. Но разве это хуже, чем сидеть в конторе с девяти до пяти, днями напролет выполняя одни и те же рутинные действия? Моя личная жизнь в Орландо текла спокойно и неторопливо: я всегда была с Бретом или с тремя закадычным подружками. Здесь мою жизнь устраивала Поппи, я ходила на интересные свидания, а в свободные вечера по пивала сангрию в пещерах. Должна признать, мне было весело.

— Да, — медленно ответила я, впервые осознав это. — Здесь лучше.

— Скажи мне, разве Брет взял хоть несколько выходных, чтобы приехать сюда и извиниться? — спросила Поппи. — Разве он попытался тебя вернуть?

— Нет, — проронила я.