В глазах у незнакомца мелькнуло странное выражение.

— Да, — сказал он тихо, и уголки губ у него опустились. — Очень хорошим.

Я хотела спросить у незнакомца что-то еще — очень важное, как жизнь, и прекрасное, как искусство, но мысли никак не могли собраться в правильные слова. А потом прямо над ухом у меня зазвенел взволнованный голос Глэдис:

— Леди Виржиния, святые небеса, как вы нас напугали!

…и с изумлением я осознала, что лежу на холодном полу галереи — перед злополучной картиной, а вокруг толпятся утонченные друзья Глэдис и охают на все лады.

— Что случилось? — растерянно пробормотала я, пытаясь подняться. Один из мужчин, кажется, известный театральный критик, протянул мне руку, помогая встать.

— Наверное, вы упали в обморок, — предположила побледневшая от испуга Глэдис. — У вас же это семейное, верно, леди Виржиния? Ваш отец тоже…

— Кажется, да, — я кивнула. — Леди Клэймор, а куда делся тот незнакомец?

— Какой еще незнакомец? — нахмурилась она. — Здесь никого не было. Верно? — Глэдис обернулась к друзьям, и какая-то пожилая леди с энтузиазмом подтвердила:

— Да-да! Я была в том же зале и все видела. Вы, леди Виржиния, подошли к картине, постояли немного — и вдруг свалились! Ох, и перепугалась же я, — потрясенно прижала она ладони к щекам.

Я с сомнением покосилась на картину. Незнакомец — Сэран? — хранил загадочное молчание и улыбался.

— Так что же это было? Духота? Или что-то еще? — продолжала перебирать версии Глэдис, перекладывая лорнет из руки в руку.

Улыбка нарисованного Сэрана, кажется, стала насмешливой.

У меня вырвался вздох.

— Полагаю, дамы и господа, что это была великая сила искусства…