– Адам совсем не похож на Рика, – пробормотала Кирби, затем взяла тряпку и стала очищать руки от глины. – Рик – милый.

– А манерам она научилась у доярки, – заключил Фэйрчайлд.

Кирби взглянула на гостя:

– Уверена, Адам тоже может быть милым. – Ее голос звучал неуверенно. – Сильная сторона Рика – акварель. Он из тех мужчин, к которым женщины относятся по-матерински. Как войдет, начинает заикаться.

– Он влюблен до безумия в нашу маленькую Кирби. – Фэйрчайлд снова бы расхохотался, если бы не предупреждающий взгляд дочери.

– Это ему так кажется. Я его не поощряю.

– Тогда что за объятия мне случилось наблюдать в библиотеке? – Довольный собой, Фэйрчайлд повернулся к Адаму. – Очки ведь просто так не запотевают.

– Несомненно. – Они нравились ему, черт побери. Нравились, несмотря на то что были безобидными безумцами. Хотя, возможно, не столь уж и безобидными.

– Ты прекрасно знаешь, что инициатива исходила от него. Рик потерял контроль на некоторое время. Похоже на приступ гнева. – Она принялась чистить рукава свитера. – И хватит об этом.

– Он приедет на следующей неделе и останется у нас на несколько дней, – выдал Фэйрчайлд ошеломляющую новость, как только дочь направилась к двери.

К ее чести, она даже не замедлила шаг. Адам задался вопросом, стал ли он свидетелем хорошо продуманной партии в шахматы или спонтанного сражения в китайские шашки.

– Очень хорошо, – холодно ответствовала Кирби. – Я скажу Рику, что мы с Адамом страстные любовники, он ужасно ревнив и прячет кинжал в левом носке.

– Боже мой, – пробормотал Адам, когда Кирби вышла за дверь. – А ведь она и правда так сделает.

– Можете на это поставить, – согласился Фэйрчайлд, даже не пытаясь скрыть ликование. Он обожал путаницу. Человек шестидесяти лет имел право создавать все, что только возможно.

Длинный деревянный стол был загроможден инструментами, засыпан стружками, завален лоскутами и мятой тканью, возможно раньше служившей блузой художника. В углу находилась современная стереосистема. У стены – старая газовая плита, напротив – пустой мольберт. Весь этот хаос отображал сущность Фэйрчайлда. Комната, тихая, просторная и влекущая, была пропитана солнцем.

– Студия довольно велика, – сказала Кирби, обведя помещение широким жестом. – Садитесь, где вам удобно. Мы не помешаем друг другу. – В ее голосе прозвучало сомнение. Она должна была обо всем позаботиться. Пусть уж лучше Адам будет ошиваться здесь, у нее под боком, чем в папиной студии с Ван Гогом. – Вы импульсивны?

– Я бы так не сказал, – рассеянно произнес Адам, распаковывая вещи. – Хотя другие, возможно, скажут. А вы?

– О да. – Кирби уселась перед рабочим столом и взяла кусок древесины. – У меня случаются приступы гнева или меланхолии. Надеюсь, вас это не обеспокоит.

Он повернулся, собираясь ответить, но она задумчиво рассматривала древесину в руке, словно пытаясь поймать нечто, скрытое внутри.

– Сейчас я работаю над своими эмоциями. Но иногда не могу сдерживаться.

Заинтересовавшись, Адам оставил вещи и подошел к полке с дюжиной произведений в различной стадии завершения. Выбрал резной кусок фруктового дерева, покрытый лаком.

– Эмоции, – пробормотал он, пробегая пальцами по древесине.

– Да. Это…

– Грусть, – закончил он.