Изменить размер шрифта - +
Оно было очень знакомым, но Наташа никак не могла вспомнить, кому оно принадлежит. Лицо ассоциировалось с чем-то очень далеким, полузабытым, из другого мира — родного, но давно покинутого. Она моргнула, напряглась и вспомнила имя.

— Славка?!!

— Елки! — воскликнул изумленный голос, и Наташа почувствовала на плечах прикосновение чужих ладоней. — Наташка! Что — все?!!

— Все? — непонимающе переспросила она и снова моргнула.

Высокое ярко-голубое небо. Старые платаны шелестят на теплом ветру. Запах ранней городской осени. Вдалеке — смех, музыка, шум машин, кто-то шепчется рядом. Твердая почва под ногами, трава, над травой порхают капустницы и крапивницы, взмахивая небрежно тонкими крыльями. Где-то рядом жужжит пчела. Резко тянет сигаретным дымом. И обычные человеческие голоса — как сладкая мелодия — мелодия звуков — не цветов. Все привычное, все свое, все родное.

— Что это? — удивленно-испуганно спросили сзади. Потом кто-то вскрикнул, и Наташа услышала отчетливый звук удара, а потом Слава закричал у нее над ухом:

— Вы что делаете — обалдели совсем?!!

Она повела глазами в сторону и увидела…

Картина

Мольберт с холстом…

Моя картина завершена!

Это было или нет?! Эти крики, эти существа, Неволин… Но здесь картина, и в ней…

Смотри на меня! Тебе все удалось… ты доказала… твоя сила… им страшно, они слабы — это ведь так приятно, правда? Так приятно, и все они будут… и если ты выпустишь меня…

С отчаянным усилием, словно разрывая опутавшую ее невидимую, но очень прочную паутину, Наташа отвернулась от картины, которая шептала, пела, тянула в себя, растворяла, повелевая…

Вокруг нее стояли люди — и нанятые Славой, и просто праздно любопытствующие — и ей вдруг показалось, что она все еще на Дороге — хоть эти люди и не имели никаких физических аномалий, но их лица были странными, застывшими, и на них медленно разгоралось нечто особенное…

…обнажают в нашем подсознании все самое темное, что мы всегда так старательно прячем даже от самих себя.

Они неотрывно смотрели мимо — на полотно — смотрели так, словно от этого зависела их жизнь. Смотрели все — и только двое мужчин — один в рабочей одежде, другой в шортах и майке — хрипя, катались в пыли, вцепившись друг другу в горло. На них никто не обращал внимания.

— Нет, не смотрите! — крикнула Наташа, заслоняя собой картину. — Ради бога, не смотрите! Славка, закрой ее! Закрой! Только не смотри на нее!!!

Она услышала за спиной шорох, какую-то возню, и в тот же момент одна из женщин вдруг резко согнулась, словно кто-то ударил ее в живот, и ее вырвало на свеже-зеленую траву. Несколько человек отошли чуть в сторону, чтобы снова увидеть картину, заслоненную Наташиной спиной, и другая женщина средних лет, едва ее взгляд снова упал на полотно, растянула губы в безумной улыбке и громко, хрипло захохотала.

— Серега, снимай рубаху! — крикнул сзади Славин голос испуганно и нетерпеливо. — Быстрей давай!!!

Стоявший рядом с хохочущей женщиной подросток повернулся и, улыбаясь, со всей силы ударил ее по лицу. Женщина, на мгновение захлебнувшись смехом, отлетела назад и рухнула на траву. Наташа взвыла и прижала к виску онемевшие пальцы правой руки, чувствуя, как что-то назойливо копошится у нее в мозгу, пытаясь прорваться в самую глубь.

…жалкие, ничтожные людишки, они не понимают, что я могу…

И вдруг все кончилось, наваждение исчезло, и остались только люди, недоуменно глядящие друг на друга. Потом кто-то испуганно и смачно выругался. Ударивший женщину подросток сделал несколько шагов вперед, потом круто развернулся и умчался прочь.

Быстрый переход