А едва рассвело, пожаловали голландцы. Их кавалерийские разъезды разметали наши полевые караулы, а через непродолжительное время двинулись сомкнутыми рядами и основные силы, явно намереваясь отбить мельницу, а стало быть, и дорогу, которая через Аудкерк вела на Бреду. Капитану Брагадо приказали поставить его роту рядом с другими на обширном лугу, окруженном деревьями и изгородями: с одной стороны – низкий берег канала, с другой – дорога, на обочине которой заняли позицию солдаты дона Карла ван Сойста; его полк целиком состоял из фламандцев, сохранивших католическую веру и верность нашему королю. Так что вместе мы покрывали пространство в четверть лиги по фронту, и разминуться с нами неприятель не мог никак. И, скажу вам по совести, зрелище было грандиозное – два замерших в строю полка, лес копий и развернутые знамена посреди, аркебузиры и мушкетеры на флангах, а по плавным всхолмлениям равнины движутся неприятельские колонны. В тот день на каждого из наших пришлось по пять голландцев, и, наверное, Морицу Оранскому, чтоб создать такой численный перевес, пришлось опустошить все свои мятежные провинции. Я слышал, как капитан Брагадо говорит:

– Клянусь жизнью нашего государя, жаркое будет дело, – а прапорщик Кото ему отвечает:

– Хорошо хоть, не подтянули артиллерию.

– Всему свой черед.

Из-под полей шляп, сощурясь, наметанным глазом глядели они, как все пространство перед фронтом Картахенского полка заполняется блеском кирас, наконечников копий, шлемов. Выдвинутый вперед взвод Диего Алатристе должен был прикрывать левое крыло полка огнем своих аркебуз и мушкетов: солдаты положили за щеку пули, обмотали вокруг левого запястья зажженные с обоих концов фитили.

За стрелками тесно – не далее локтя друг от друга – стояли копейщики и тяжеловооруженные, закованные в сталь от макушки до колен латники: первые держали оружие на плече, вторые покамест уперли в землю древки своих длиннющих – пядей двадцать пять будет – копий. Я расположился так, чтобы по первому зову хозяина подоспеть к нему и подать, что потребуется – пороха ли, свинцовых ли, весом в одну унцию, пуль или воды – и вертел головой, переводя взгляд с наступающих плотными рядами голландцев на бесстрастно-невозмутимые лица Алатристе и прочих: каждый стоял на своем месте, крутя усы, проводя языком по пересохшим губам, прикидывая, сколько шагов остается до противника, вполголоса бросая соседу ничего не значащее замечание или бормоча сквозь зубы молитву. Мне, взбудораженному ожиданием неминуемой схватки, ужасно хотелось быть полезным, и я подошел к Алатристе осведомиться, не надо ли чего, но он едва удостоил меня взглядом. Крепко уперев в землю приклад своей аркебузы, сложив на раструбе дула руки – вокруг левого запястья был обмотан фитиль, тлеющий с концов, – капитан внимательно всматривался в неприятельские колонны. Опущенные поля шляпы затеняли его лицо, поверх нагрудника из буйволовой кожи перекрещивались патронташ и красная, порядком вылинявшая и потускневшая перевязь со шпагой и бискайцем. Торчащие усы, орлиный профиль, обветренное загорелое лицо, которое от двухдневной щетины, покрывавшей впалые щеки, казалось еще более худым.

– Гляди налево! – предупредил капитан Брагадо, вскидывая на плечо свой эспонтон.

И в самом деле: слева между торфяниками и рощицей показались кавалерийские разъезды – высланная вперед разведка. Гарроте, Льоп и четверо-пятеро других без приказа шагнули вперед, приложились, прицелились и дали залп по еретикам, которые тотчас развернули коней и ускакали. По другую сторону дороги неприятель уже начал тревожить огнем наших соседей, а те весьма оживленно ему отвечали. Мне хорошо было видно, как многочисленный отряд голландских кирасир скачет в атаку – им навстречу, блеснув на солнце стальными наконечниками, склонились, будто спелая рожь под ветром, длинные пики валлонов.