— Ну и зачем тебе этот сногсшибательный кожаный костюм? — ехидно осведомился он. — Зачем эта старомодная прическа и блузка, которую моя мать бы не надела? Что ты пытаешься доказать, Джасмин? Что сексапильность может проявляться по-разному? Или что для нового любовника ты освоила и новый стиль одежды? Ему нравится раздевать тебя постепенно и неторопливо, верно?

— Верно, — прошипела Джасмин ему в лицо. — Чем больше на мне надето, тем больше я его возбуждаю! А вот ты замечал меня только тогда, когда я оказывалась обнаженной в твоей постели! Тебе ведь ничего не надо было, кроме как по-быстрому переспать!

Формулировка «переспать по-быстрому» нанесла чувствительный удар по самолюбию Эстебана. Оба тут же вспомнили последнее торопливое сближение, перед тем как Джасмин сбежала из дому. Электрические разряды в воздухе, волна удушливого жара, боль… и тоска, от которой слова застревают в горле.

— Ах ты, мерзавка, — хриплым шепотом выдохнул Эстебан, побледнев как полотно.

А у Джасмин вновь на глаза навернулись слезы. Тихо всхлипнув, она попыталась высвободиться. Полы пиджака заскрипели по паркету, острые каблуки прочертили на полу глубокие царапины.

— Отпусти… — начала она.

Но тут Эстебан припал к ее губам, не дав договорить. Накинулся на нее с таким пылом, словно желал зачеркнуть слова, только что брошенные ему в лицо. Нескольких секунд не прошло, как она уже утратила волю сопротивляться мужчине, который отлично знал, как зацеловать ее до беспамятства, как заставить льнуть к нему, умоляя о большем. Одну руку запустив ей в волосы, другую он просунул меж их телами, и Джасмин сладострастно выгнулась — это Эстебан легонько провел костяшками пальцев по ее груди. Блузка распахнулась — да, с пуговицами Эстебан справлялся мастерски, — длинные пальцы скользнули под тонкое кружево и затеребили сосок. Джасмин застонала и погрузила пальцы в его волосы, стремясь удержать рядом. Что за первобытный, примитивный рефлекс!

Жар его губ, влажное прикосновение языка и неспешный, властный натиск бедер, встречающий отклик такой жадный, что даже через плотную кожаную юбку каждое прикосновение погружало ее все глубже в вязкий омут желания!.. Если бы только он прикоснулся к ее обнаженному бедру, она бы отдалась ему тут же, не медля. Перед глазами Джасмин все плыло. Она с трудом сдерживалась, чтобы не молить о новых ласках… А в следующий миг она оказалась свободной. Все произошло так быстро и неожиданно, что Джасмин не сразу пришла в себя. Она лежала на полу, хватая ртом воздух, недоуменно моргая, не вполне понимая, что происходит, а Эстебан уже легко поднялся на ноги. Джасмин напрочь позабыла, что все началось со словесной дуэли, и только теперь вспомнила. На глаза тут же навернулись слезы унижения. Когда Эстебан нагнулся, обхватил ее за талию и помог подняться, она даже не попыталась его оттолкнуть.

— Ненавижу тебя, — срывающимся голосом прошептала она. — Ты всегда был грубым животным.

— А нечего было привозить своего любовника в Жерону! — прорычал он. — Ты меня этим оскорбила!

Не отдавая отчета в своих действиях, Джасмин отвесила ему звонкую пощечину. Затем схватила сумочку и устремилась к двери на подгибающихся ногах. Дрожащими пальцами она пыталась привести в порядок спутанные волосы, недвусмысленно свидетельствующие о том, чем супруги только что занимались. Эстебан не попытался удержать ее. И Джасмин это болезненно задело. Она вышла в приемную, где двое юристов в смятении уставились на нее. Заплаканные глаза, растрепанные волосы, одежда в беспорядке — да, зрелище то еще!

— Пусть делает, что хочет, — бросила она Колину Питту. — Пусть составляет документы — я все подпишу! — И, не останавливаясь, прошествовала дальше к выходу.