– Вот так! – закричал он. – Пусть это будет хорошим уроком для тех, кто когда-нибудь вздумает шутить с доном Карлосом! Хватит, вытаскивайте кожу из кастрюли. Кладите на тарелку. А теперь дайте ему в руки. Во имя Господа Бога и всех святых, дон Карлос клянется, что не уйдет из кухни до тех пор, пока этот мерзавец не съест свои туфли – все, до последнего кусочка!
– Ваше Высочество… – прошептал сапожник.
Карлос набросился на него с кулаками, но тот был крепким юношей, и удары принца не причиняли ему никакого вреда. От ярости и бессилия Карлосу хотелось плакать. Сейчас он слишком ясно чувствовал свою слабость, уродства своего хилого тела, несоразмерного с большой головой, горб, которого не скрывал даже особым образом скроенный камзол, безвольно выпяченную нижнюю губу и худые ноги, одна из которых была короче другой.
Ему хотелось закричать: «Любите меня! Любите дона Карлоса, и он не сделает вам ничего плохого!»
Но он видел презрение в глазах сапожника, а дон Карлос хорошо знал, что это такое. Он понимал, что все люди, собравшиеся в кухне, не питали к нему ничего, кроме отвращения. Если бы он не был принцем, они бы всей толпой накинулись на него, вытолкали из кухни и вышвырнули за пределы дворца – в тот мир, где его никто не любил.
Поэтому он решил отомстить за себя, отыграться на всех, кто был бессилен против него.
– Ешь!.. Ешь!.. Делай, что тебе приказано!
Опешивший юноша положил в рот кусочек кожи. Затем попробовал проглотить и подавился. Он закашлялся. Его вырвало. Принц ликовал.
– Еще! Еще! А то дон Карлос позовет стражников с розгами. Они заставят тебя выполнять приказы!
Сапожник взял другую порцию, и снова закашлялся, и снова его вырвало. Его лицо побледнело – стало бледнее, чем у Карлоса. Искаженное гримасой отчаяния, оно сейчас было даже безобразней, чем у принца. Вот чего добивался Карлос. Он наслаждался его унижением и хотел продолжить эту восхитительную забаву.
На блюде еще оставалось несколько кусочков кожи, но уже было ясно, что сапожник не сможет осилить их. Он давился, хватался руками за горло и задыхался, а Карлос покатывался со смеху и призывал зрителей подбодрить несчастного юношу.
Они молчали, ошеломленные и оцепеневшие. Карлос взбеленился.
– Смейтесь! Смейтесь! – завопил он. – Эй вы, повара, не стойте без дела! Если вам жалко этого предателя, можете разделить его изысканную трапезу! Он ведь так гордился своей работой! Ха-ха-ха!
Карлос хохотал до тех пор, пока на глазах не выступили слезы, а изо рта не потекла пена, капавшая с подбородка на черный бархатный камзол. Поэтому он не сразу увидел отцовского посыльного, который быстрыми шагами вошел в кухню.
– Ваше Высочество, – сказал посыльный. – По распоряжению Его Королевского Высочества принца Филиппа я прошу вас немедленно подняться в его покои.
Карлос перестал смеяться и гневно посмотрел на вошедшего. Затем с угрозой произнес:
– Ты осмеливаешься приказывать дону Карлосу?.. Верно, хочешь отведать этого блюда, дерзкий глупец?..
– Я не приказываю Вашему Высочеству, а лишь исполняю распоряжение Его Королевского Высочества принца Филиппа.
– Дон Карлос не будет ему подчиняться. Дон Карлос…
В эту минуту сапожник потерял сознание и упал на пол. Слуги и повара не шелохнулись. Они молча наблюдали за стычкой между разбуянившимся принцем и посыльным Филиппа.
– Ваше Высочество, – спокойно сказал тот, – прошу вас, следуйте за мной. За дверью ждут телохранители вашего отца. Они проводят вас в его апартаменты.
Карлос заколебался. Видимо, кто-то донес о происшествии его отцу, и тот прислал за ним стражу.
Пока он стоял в нерешительности, в кухню вошел лекарь Филиппа. |