Спустя много лет Арина спрашивала маму:

— Почему бабушке Гале в деревне приписывали счастливую жизнь? Она всю войну получала похоронки, да и потом могилка за могилкой. У нее ведь остались только ты да я.

— Бабушка честная была, — отвечала мама. — Не гулящая, не сварливая, не злобливая.

— Ну и что?

— Не понимаешь? Одного человека комарик укусит и крику на весь свет, и все виноваты, и все плохие — огрызается, точно бешенством его заразили. А бабушку жизнь била — не комарики кусались. Однако никого она не проклинала, не жаловалась, не озлобилась. Как ее судьба ни испытывала, бабуля не потеряла доброты душевной и щедрости. А это, наверное, дороже всего.

— Я ведь похожа на бабулю Галю? — спросила Арина.

— Похожа, — рассмеялась мама. — Обе не девушки, а хлебопечки.

За долгую жизнь бабушка испекла тонны хлеба. Но каждый раз, отправляя тесто в печь, она волновалась и переживала. Так подлинный народный артист в триста тридцать третьем спектакле, выходя на сцену, испытывает душевный трепет.

Когда пеклись свадебные караваи, волнение было особым. Бабушка с утра мылась и мыла Арину. Они надевали чистое белье и повязывали головы платочками. Бабушка читала молитвы, Арина приплясывала на месте от нетерпения — опара подошла, пора замешивать тесто. Бабушка следила, чтобы, упаси боже, ни сквознячка в хате, ни грюка, ни стука, говорить можно только шепотом. Подошедшее тесто крайне нежно. Испугается ветерка или громкого звука — опадут внутри крохотные пузырьки, которые воздушность хлебу обеспечивают. Тесто слипнется, и вместо пышного каравая получишь клеклую подошву.

Каравай был обязательно круглой формы, по основанию его украшали большая коса или жгут, сверху — колосья, листья, цветы и даже тонкошеии лебеди. Когда бабушка позволяла Арине вырезать из теста листочек или колосок, радости внучки не было предела. Перед отправкой каравая в печь бабушка брала связку гусиных перышек и смазывала его маслом и взбитыми яйцами.

Пока каравай пекся, бабушка рассказывала, как строго в старину относились к выпечке каравая. Хотя Арина слышала этот рассказ несколько раз, он ей не наскучивал. Во время выпечки нельзя ругаться, спорить или говорить о плохом — о несчастьях или болезнях. Чтобы не припеклось поганое к молодоженам. Муку брали только пшеничную, самого лучшего сорта — для достатка молодым. По чуточке добавляли: ржаной муки — считалось, что она поможет молодым не зазнаваться друг перед другом и не ссориться; рисовой муки — для крепости отношений, сахар — для радости жизни; перца или сушеной редьки — для страсти. Про какую такую страсть бабушка говорит, Арина не понимала и допытывалась. Но бабушка только отмахивалась и говорила, что даже соль, которую в солонке поставят на каравай, готовили особо. Выбирали соляные камешки покрупнее и быстро промывали их в миске, чтобы не успели раствориться. Потом выкладывали кристаллы соли на чистый лист и сушили, в завершении толкли в ступке. Словом, каравай готовился по суеверным правилам, исключавшим любое постороннее, дурное вмешательство. Каравай до последнего момента никто не должен трогать и даже смотреть на него — чтоб не сглазили.

Волнительный момент — бабушка достает из печи свадебный каравай, руки у бабушки слегка дрожат. Облегченный вздох — удался! Готовый каравай был нежно золотистого цвета, румяный и блестящий.

На свадьбе, которую вместе с деревенской детворой Арина наблюдала из-за забора, каравай становился частью обряда. Родители встречали молодых с караваем, положенным на вышитый рушник.