Изменить размер шрифта - +
Они бы содрали с нас доспехи и похоронили в какой-нибудь каменной тюрьме, пока не решили, какой способ казни выбрать. С нами будут обращаться как с мусором, Сарпедон! Как с паразитами! Они заставили меня приказать бежать собственному флоту, как будто мы презренные трусы. Я не могу описать это унижение. Мы сбежали, когда каждое слово Дениятоса, которое он когда-либо написал, говорит, что мы не должны бежать. Никогда! Но и это не самое худшее, Сарпедон. Не самое худшее.

— Это сложный вопрос, мой лорд…

— Нет, Сарпедон, все очень просто. После того как от нас потребовали сдать оружие, хотели заковать, я получил второе сообщение, гораздо худшее, чем все, что я когда-либо видел.

Сарпедон промолчал, скорее всего пытаясь как-то совладать с нечистыми словами, рвущимися из его уст.

— Нам объявили Экскоммуникатус. Нас отлучили! — Горголеон практически выплюнул это слово. — Мы теперь низшие из низших, Сарпедон. Худшие из худших. Я послал тебя с Кэоном исправить страшную несправедливость, а ты запятнал наше имя позором. Таким позором, какого наш Орден никогда не испытывал. Нас теперь могут убить, просто увидев, Сарпедон! Они сотрут из архивов любое упоминание о нас! Просто покончат с нашим существованием! — Горголеон неожиданно сел и умолк на мгновение, позволив своей ярости утихнуть. — Что с тобой случилось, Сарпедон? Что заставило тебя так возненавидеть ту веру, которой ты придерживался, как ты позволил своим братьям пасть так низко? Почему ты стрелял в своих союзников, почему пошел против высочайшей власти Империума? Почему ты замарал всех нас своим позором?

— Почему? — невозмутимо ответил Сарпедон. — Потому что я верю, лорд Горголеон. Я верю в справедливость и достоинство, я верю в волю Императора. Я верю в лучших людей, которые исполняли свой долг. Я верю, что те, кто пошел против нас, становятся нашими врагами, так как они отрицают все, что делает нас великими. Меня обвиняют в том, что я проливал кровь союзников. Но Империум более не союзник мне.

Горголеон покачал головой:

— Нет, разумеется, нет. Потому что так говорит этот бродяга-священник. Плоть Дорна, да даже твой капеллан стоит на коленях во время его проповеди! Сарпедон, твой разум так силен. Но сейчас он запятнал нас всех. Ты понимаешь, у меня осталась только одна возможность.

Библиарий молчал. На его лице не было и следа раскаяния. Он полностью осознавал, что сейчас скажет Горголеон.

— Ордо Еретикус хочет, чтобы я отдал тебя им, — произнес магистр. — Когда твоя голова окажется на пике, а от твоих десантников не останется даже пепла, они снимут с нас клеймо изменников. Я избавлюсь от предателя, а Инквизиция получит еретика на сожжение. После жертвоприношений и очищения мы избавимся от позора. Мы сдаем тебя. Мы снова свободны.

— Но вы так не поступите, лорд Горголеон.

— Нет? Почему я не должен этого делать, когда ты совершил самый серьезный из грехов, который может сделать десантник?

— Только мои братья могут судить меня.

Магистр с удовольствием бросил бы библиария волкам за все то бесчестье, что он причинил Ордену. Но ненависть мертвым холодом застыла в жилах, ибо существовали определенные принципы, которые делали его Испивающим Души, а не обычным человеком.

— Только твои братья. Инквизиция ничего не знает о стандартах, которых должен придерживаться десантник, или о вере, которая ему дорога. Мы все лишь на один шаг отстоим от Императора, Сарпедон, ибо Его кровь текла в венах Дорна, а кровь Дорна течет в наших. Пред оком Императора никто не может судить нас, кроме наших братьев.

— Таковы слова Дениятоса, лорд Горголеон.

— И я намереваюсь следовать им. Ты привел нас сюда, Сарпедон, в это ужасное место, но не будет нам прощения, если мы предадим собственные традиции.

Быстрый переход