Джессика сидела между ними, и Руфусу, чтобы сказать несколько слов Энни, приходилось наклоняться вперед.

– Весело? – спросил он со все той же сдерживаемой насмешкой.

Ей хотелось, чтобы обед быстрей подошел к концу, по крайней мере та его часть, в которой она вместе с Джессикой должна была принимать участие. Обычно, когда подавали кофе и портвейн, девочка отправлялась в постель. Но сегодня привычный порядок мог быть нарушен, ведь здесь ее отец.

Что же насчет веселья за столом… Селия казалась совершенно неприступной, тогда как Давина, высокая, элегантная блондинка, при всяком удобном случае без зазрения совести флиртовала с Руфусом, а Энтони… ну, Энтони, по-видимому, погрузился в задумчивость и мало на кого обращал внимание. Последнее заставило Энни вздохнуть с облегчением: меньше всего она хотела дать Руфусу повод для подозрений.

– Да, благодарю, – натянуто ответила она.

Но он улыбнулся уже знакомой свирепой улыбкой.

– Врунишка!

Она, не дрогнув, встретилась с ним взглядом.

– Я, разумеется, имела в виду еду.

И опять Энни была ошеломлена, когда он, откинув голову, от всего сердца хрипло рассмеялся. Вокруг его глаз и рта она заметила морщины, появившиеся от смеха, и вдруг поняла, что Даймонд много смеется. И, скорее всего, не только над другими. Похоже, он способен смеяться и над собой. Этот мужчина был для Энни загадкой, хамелеоном: то отчужденный и неприветливый, то искрящийся юмором. На то, чтобы понять такого человека, может уйти вся жизнь…

Перестав тешить себя подобными мыслями, Энни виновато посмотрела на Энтони и вновь поразилась его красоте. Он заговорщически улыбнулся, словно почувствовав ее замешательство… Энни сомневалась, что Энтони стал бы ей так улыбаться, знай он, что именно думала она о его брате.

– Не расскажете нам какой-нибудь интересный случай, Энни? – прервал ее мысли надменный голос Селии Даймонд. – По-моему, мы могли бы доставить себе немного удовольствия, – сухо добавила она, показывая всем своим видом, что тяжелая атмосфера этого вечера и на нее оказала неприятное воздействие.

Энни бросила на Руфуса взгляд, который ясно говорил: «Помогите…» Хотя, не очень хорошо зная Руфуса, она была уверена, что он, пожалуй, просто получает удовольствие, наблюдая, откинувшись на спинку кресла, ее замешательство.

– Самое интересное, что можно сейчас сказать, касается Джессики. – Слава Богу, Руфус пришел ей на помощь. – Речь идет о том, – добавил он, ласково подмигнув дочери, – что Джессике, полагаю, пора в постель. И никаких возражений, барышня, – добавил он с мягким укором, когда увидел, что девочка готова возразить ему. – Тебе надо хорошенько выспаться, если ты хочешь завтра обыграть меня в шахматы.

Энни в первый раз слышала, что Джессика играет в шахматы. Девочка была слишком юной для такой сложной игры. Не показывая своего удивления, Энни встала, намереваясь по первому же указанию Руфуса удалиться из столовой. Но, похоже, для нее этот вечер не так скоро подойдет к концу. Руфус остановил Энни и повернулся к остальным.

– Пейте кофе без меня, – сказал он своим домочадцам, легко беря девочку на руки, и, покачивая ее, добавил: – Как только мы уложим Джессику спать, я намерен поговорить с Энни.

Не то, что пришлось расстаться со своим кофе, тревожило ее, даже не то, что они уходят вдвоем, а безобидное замечание «поговорить с Энни».