И впрямь что-то попало в глаз. Вероятно, соринка!

Она снова позволила Руфусу поцеловать себя. Накануне вечером он поцеловал ее, потому что был зол. И она расстроилась. Сейчас он поцеловал ее, потому что пожалел. Потому что она была огорчена. В обоих случаях причиной оказывались ее слезы. Стало быть, ей следует набраться сил и не плакать! Во всяком случае, в его присутствии…

– Теперь лучше? – в полудреме спросила Джессика.

Руфус бросил на Энни насмешливый взгляд.

– Теперь лучше? – тихо поддразнил он.

Она, хмуро посмотрев на него, повернулась к Джессике:

– Сейчас мне гораздо лучше, спасибо. В самом деле, настолько лучше…

– О черт! – с чувством произнес Руфус, взглянув в зеркало заднего вида.

Энни с тревогой посмотрела на него.

– В чем дело, Руфус? – произнесла она озадаченным тоном.

Он покачал головой:

– У меня одни несчастья из-за вас, Энни! – При этих словах он распахнул дверь со своей стороны. – Трудно поверить, что мы знакомы всего сорок восемь часов! – Он легко выскочил из салона.

Обернувшись, Энни увидела подходящего к «мерседесу» патрульного. Полицейская машина с яркой полосой стояла невдалеке от них. Видимо, они остановились в неположенном месте. И Энни ни в коей мере не верилось, что полицейского растрогает рассказ о том, что пассажирке Руфуса что-то попало в глаз.

Джессика, сев прямо, выглянула из заднего окошка.

– Папа что-то не так сделал? – испуганно спросила она. – Его отругают?

Энни покачала головой.

Мужчины несколько минут беседовали на обочине, и сердце Энни замедлило свой ход, когда молодой полицейский достал из кармана записную книжку и принялся что-то писать. Он выписывает Руфусу штраф! И это ее вина. На сей раз Руфус непременно на нее разозлится.

Когда он расстался с полицейским и быстро направился к машине со сложенным листком бумаги в руке и угрюмым лицом, Энни внутренне приготовилась к яростному нападению. На сей раз не будет никаких поцелуев… даже если она и расстроена!

Она не знала, испытывает по этому поводу облегчение или грусть…

И у нее впрямь не было времени, чтобы подумать об этом как следует, потому что Руфус уже сел в машину рядом с ней.

– Папа…

– Не время, солнышко, – с натугой отвечал Руфус дочери, глядя в обзорное зеркальце. – Надо как можно быстрее выбраться на дорогу. – Он завел мотор и, осторожно маневрируя, влился в быстрый дорожный поток.

Энни не знала, о чем говорить: ей казалось, что вообще не следует раскрывать рот.

– Повезло, а? – наконец нарушил молчание Руфус, устроившись на сиденье поудобней и отъехав на приличное расстояние от полицейской машины.

– Повезло? – недоверчиво повторила Энни. Это слово, с ее точки зрения, было менее всего применимо к подобной ситуации.

– Мм… – Руфус одарил ее мимолетной улыбкой. – Полицейский узнал мое имя, и он вроде бы один из моих поклонников. Год назад я написал статью о преступности в предместье и достаточно лестно отозвался о его брате, тоже полицейском. Очевидно, он хотел сохранить эту статью на память, но его жена выбросила газету, поэтому он спросил, не могу ли я прислать ему другой экземпляр. Статья сохранилась у меня на диске где-то в квартире, я отыщу ее для него, когда мы приедем.

Листок бумаги оказался вовсе не квитанцией о штрафе, а адресом полицейского. А она-то навоображала всякие ужасы!..

– В том, что тебя узнают, тоже есть свои достоинства, – колко произнесла она.

Руфус снова взглянул на нее.