— Так ты останешься со мной? Навсегда?

Эрн снова взглянул на неё; и мир, созданный исключительно для наслаждения, для её наслаждения, личный рай, обрушился на Кирочку всей своей неописуемой радостной жутью.

— Но… я не могу, — порывисто подавшись вперёд, словно вдруг опомнившись, произнесла она с ноткой тревоги в голосе, — как же моя служба?

Эрн смотрел на неё с непривычной, глубокой и требовательной нежностью.

— Она так уж сильно нужна тебе?

— Предлагаешь мне выйти в отставку? — спросила Кирочка быстро.

Она снова приподнялась и села, придерживая рубашку на груди рукой. Её тёмные волосы, рассыпавшиеся по плечам, сверкали на солнце, словно нейлон. Широко раскрытые глаза цвели на лице, точно две чёрные хризантемы. Чуть приоткрытые светло-розовые губы взволнованно подрагивали.

Эрн молчал, перебирая пальцами ноги мягкий теплый песок. Он окружал их со всех сторон, песок, вокруг них на многие мили простирался этот океан песка, очень мелкого, серо-белого, как пепел; легкий ветер клубил его вдалеке, и казалось, что это туман или дым повисли над горизонтом.

— Если кто-нибудь вздумает обидеть тебя, то ты тотчас будешь отомщена, — произнёс Эрн вкрадчиво и убеждённо, — любое твоё желание…

— Не продолжай, — воскликнула Кирочка. Внезапный приступ паники овладел ею.

— Успокойся, — сказал он, покровительственно-нежным жестом обнимая её за плечи, — твоя первая реакция совершенно нормальна. Люди с трудом принимают произошедшие в их жизни перемены… На это требуется время. Ты привыкнешь.

Кирочка взглянула на юного чародея умоляюще, но, встретив лишь тонкую самоуверенную улыбку властелина мира, отстранилась и бессильно рухнула на песок.

Она лежала на спине и бессмысленно глядела в белое небо, расчерченное чёткими линиями проводов. С поразительной ясностью вспомнилось вдруг, как сильно ей всегда хотелось в детстве, чтобы всем её врагам и обидчикам рано или поздно отомстилось, без её участия, само собою, чтобы большая добрая рука взяла их в пучок, сразу всех, и хорошенько тряхнула, словно сухие тростинки; Кирочка живо представляла это себе, когда плакала, забившись в угол в туалете в детском садике или в начальной школе… Она любила воображать, как крошится над головами врагов потолок, как заваливает их камнями или заливает потопом… И даже когда отец заставлял её убирать игрушки или полоть морковь, она представляла, как эта карающая длань расправляется и с ним, пусть это было бы кощунством…

— Хочешь, я расправлюсь со всеми твоими врагами? Если тебя обидит кто-нибудь, ты только скажи. Все твои недоброжелатели крепко пожалеют, — продолжал красавец волшебник, — я для тебя… всё сделаю.

В этот момент странное чувство овладело Кирочкой: в нём был одновременно и ужас, и щемящая гордость; Эрн смотрел на неё покорно и нежно из-под длинных полуопущенных ресниц, а она смотрела на него, зная точно, как своё имя, как то, что любой день кончается закатом, а вслед за летом приходит осень, заворожённо и страшно зная: он не просто похваляется сейчас, как все по уши влюбленные мальчишки перед своими первыми женщинами, он действительно МОЖЕТ…

— Моё маленькое чудовище, — сказала Кирочка, протянув руку и ласково погладив Эрна по волосам. Она попыталась улыбнуться ему, но по пальцам её снова побежал предательский холодок, он достиг сердца, и снова оно мучительно сжалось, будто от недоброго предчувствия…

6

— Крайст, — Кира бесцеремонно ворвалась в его кабинет, поставив руки ладонями на стол, оперлась на них, она запыхалась, говорила сбивчиво и возбуждённо, — я должна немедленно увидеться с генералом Россом…

— Что такое? — спросил он по своему обыкновению чуть насмешливо, внимательно при этом изучая её блестящие глаза и раскрасневшееся лицо.