— Это не ее… — Алексеев всхлипнул. — Они меня хотели убить… Таня — случайная жертва!..

Вот так новость! Только этого сейчас не хватало!

— С чего вы взяли? — осторожно спросил начальник следственного отдела.

— Я знаю… Они мне уже не раз угрожали… Это все из-за стройкомплекса… Бедная, несчастная Таня! Ее-то за что?! Она же доктор, она всю жизнь людям помогала! Лечила их, страдала из-за них! И ее убили-и-и… за что-о-о?.. — Он застонал, обхватив голову руками и раскачиваясь. Но вдруг взгляд его снова стал осмысленным. — Валентин Арнольдович, я помогу вам! Я назову фамилии этих мерзавцев! А вы их обязательно возьмите, выбейте из них признания и… накажите, чтоб другим… чтоб другим!..

— Наказывать — это дело суда…

— Я назову! Обязательно! Только дайте мне возможность прийти в себя… пережить это чудовищное горе…

Он зарыдал, и Кучкин понял, что большего пока от этого свидетеля он не добьется. И не надо. Пусть расследование преступления идет пока своим путем, а вернуться к показаниям можно будет и завтра.

Полагая, что больше ему здесь сегодня делать нечего, и оставив безутешного Георгия Витальевича Алексеева на попечении врачей, Валентин Арнольдович уехал восвояси — лечиться и ужинать.

2

Четыре дня прошли с момента вышеозначенного трагического события. Улеглись похоронные волнения, зато усилились разговоры относительного того, кто теперь будет назначен на место главврача ведущей наркологической больницы и соответственно станет главным районным наркологом. Решение еще не было принято наверху, у городского нарколога, и этот вопрос оставался открытым, вызывая у заинтересованных лиц бесконечные пересуды.

Один из тех, кто определенно мог бы претендовать на служебное повышение в связи с открывшимися возможностями, доктор Вячеслав Сергеевич Баранов, сидел в своем непритязательном кабинетике главного врача наркологического диспансера. Уже заканчивался бесконечный рабочий день, подходила к финишу и его беседа с посетительницей, которая на сегодня была, видимо, одной из последних у него на приеме.

— Вы, надеюсь, не забыли наш договор? — Испытующим взглядом доктор в отутюженном белом халате посмотрел на сидящую перед ним важную даму, закутанную в меха, и загадочно улыбнулся.

— Не забыла, доктор, — ответила та, одной рукой небрежно расстегивая сумочку, лежащую перед ней на столе. — Но как же я узнаю о том, что наш договор действительно решился в пользу… э-э… объекта, о коем между нами шла речь? И потом, я должна быть полностью уверена, что вопросов больше не возникнет! Разве не так?

Она говорила очень туманно, полагая, видимо, что в этом кабинете только таким образом и следует изъясняться — словно о чем-то постороннем.

Он снисходительно посмотрел на нее — такую вальяжную, самодовольную, богатую, которая может себе позволить разговаривать с ним как бы через губу. Ну да, а кто он, вообще, для нее? Врач из диспансера, пусть и главный… Но это даже не главврач той же районной поликлиники, куда она наверняка сто лет не ходила. К ней доктора сами по телефонному звонку на дом выезжают, из ЦКБ поди, из бывшей «кремлевки». И ботинки в прихожей снимают. Интересно, им что, домашние тапочки без задников выдают или целлофановые бахилы, модные нынче в частных клиниках? А солидные доктора, точнее, сопливые, безграмотные в медицинском отношении мальчишки, почитающие себя невесть кем в профессии и научившиеся не лечить пациентов, а лишь наперед угадывать их желания, заботливо спрашивают ее: «А что бы вы хотели принять на ночь? А от чего вы себя, уважаемая… ага, Прасковья Поликарповна, чувствуете комфортней?» Вот такой, понимаешь, расклад…

А ты мечешься как сумасшедший — там урвешь, тут перехватишь, на тот же бензин для срочных поздних выездов.