Сидя по вечерам с биноклем у окна, Лариса часами вглядывалась в окна квартиры, находящейся наискосок от её комнаты, и сумела составить хорошее представление о том, какие ценности хранил у себя дома Наум Моисеевич Бирштейн. Этот худой, сутулый еврей с крючковатым носом, устроил на дому ювелирную мастерскую и чуть ли не ящиками каждый день отгружал продукцию курьерам, приходившим по вечерам. Девушка часто видела, как ювелир рассматривает и сортирует крупные бриллианты и золотые самородки. Бирштейн жил один в пятикомнатной квартире. Лариса специально побывала в точно такой же квартире двумя этажами ниже и составила точный план, но он мне мало что давал кроме того, что я узнал, где в ней находится вентиляционная шахта. Влететь в квартиру через форточку с вентилятором вместо стекла, я мог играючи и к тому же практически незаметно, а вот выбираться из квартиры с хабаром, увы, представлялось делом очень сложным. Проще проломить стенку вентиляционной шахты и выбраться через неё на крышу, пусть потом муровцы гадают, как вор-форточник сумел это сделать.

Когда Лариса позвонила и сказала Николаю, что Бирштейн уехал, мой напарник велел ей брать чемодан с вещами, ловить такси и срочно ехать в Королёв. Делалось это предосторожности ради. Вдруг муровцы догадаются, что за квартирой ювелира велось наблюдение и выйдут на нашу наводчицу? Ну, а мы сели в мою "Ниву" и поехали в Москву. Уже через час, ещё засветло, я заехал во двор по соседству и остановились в трёх домах от П-образного дома Ларисы, поставив машину так, чтобы можно было сразу же выехать. Делая вид, что мы ждём товарища, я дождался, когда окончательно стемнеет. Велев Николаю сидеть в машине, я вышел из неё и направился вовсе не к тому дому, где жил ювелир. Завернув за угол, я огляделся. Убедившись, что за мной никто не наблюдает, я взвился вверх и мягко приземлился на крыше. На мне были надеты чёрные джинсы, чёрные же рубашка и тенниски, а под рубашкой, я обмотал вокруг тела два узких, но довольно длинных мешка, пошитых из очень прочной чёрной ткани и капроновый шнур, покрашенный в чёрный цвет.

Поднявшись на крышу, я бесшумно побежал по ней, перепрыгивая с одного дома на другой и через пару минут оказался на месте. Рассматривая окна квартиры ювелира, я мысленно не один десяток раз проигрывал в уме, как буду действовать и потому, не мешкая, нырнул с крыши вниз, изогнулся в воздухе, ухватился за металлический отлив подоконника и тут же снова взвился в верх, чтобы не задерживаясь, схватив руками вентилятор, влететь вместе с ним в квартиру. Кусок фанеры, с дыркой для вентилятора, держался всего на четырёх гвоздях и они вылетели из рамы без лишнего шума. Так я очутился в просторной кухне ювелира, превращённой в маленький литейный цех, в котором он плавил золото. На большом верстаке я сразу же обнаружил эмалированную кастрюлю, тянувшую килограмм на десять, на треть заполненную совершенно однотипными, недавно отлитыми и даже не обработанными, ювелирными изделиями — египетскими крестами. Они отличались друг от друга только тем, что имели пять разных размеров, от трёх, до десяти сантиметров в длину.

Не включая света я огляделся, нашел на другом верстаке полиэтиленовый пакет, пересыпал в него кресты, достал из-за пазухи мешки и шнур, и принялся планомерно обследовать квартиру, а точнее маленький ювелирный заводик, на предмет чего бы хорошего украсть. Повсюду я натыкался на одни только египетские кресты. Похоже, что помимо Бирштейна, в его квартире работало ещё трое подмастерьев.