Мадам де Севинье прямиком побежала к королеве и доложила, смеясь:

– Метр Менаж только что очень удачно выдал шевалье де Гонди замуж за мешок с деньгами. Теперь-то наш малыш остепенится!

Королева улыбнулась, услышав это, но присутствовавшие при ее свидании с мадам де Севинье четыре хорошенькие фрейлины хором зарыдали. Следующие несколько минут все, кто находился в тот момент в апартаментах королевы, тщетно пытались их утешить. Двух из них пришлось приводить в чувство, потому что они плакали до потери сознания. Их обмороки стали лучшим доказательством того, насколько привлекателен и соблазнителен был шевалье де Гонди. Все вокруг суетились и неустанно повторяли:

– Ладно, ладно, хватит плакать! Зачем же так? Никакой свадьбы пока не было и, даст бог, не будет!

Но вопреки желанию фрейлин (а может быть, и не одних только фрейлин) свадьба все-таки состоялась. Шесть недель спустя, когда заканчивались пасхальные праздники, шевалье де Гонди обвенчался с Агатой Флериан. Торжество было отмечено с пышностью, вполне соответствовавшей богатству невесты. Но поскольку новоиспеченный зять вовсе не торопился подарить своему тестюшке-аптекарю внучат, брак остался фиктивным.

Агата де Гонди, несмотря ни на что, продолжала благодарить бога: еще бы, ведь он подарил ей столь опьяняющее ощущение. Теперь она была знатной дамой. Беспутный шевалье с не меньшим, чем в прежние дни, усердием принялся пускать по ветру полученные им в качестве приданого золотые, утешая красоток, которых его женитьба повергла в такое отчаяние.

Что же до самого мэтра Флериана, то, лишившись хозяйки дома, он больше не чувствовал в себе мужества, достаточного для того, чтобы жить напротив Луизон д'Аркьен. Он приобрел отличный загородный дом и отправился выращивать там цветы в обществе некоей экономки, не слишком старой и не слишком уродливой для того, чтобы сделать дни старика куда как приятными. У аптекаря оказалась такая счастливая старость, на какую он вряд ли мог когда-либо рассчитывать, проживая на улице Вьей-Бушери.

– Подумайте, ведь, кроме наших дочерей, чья судьба уже устроена, у нас еще остается сын, – сказала она королю. Действительно, дочери были пристроены: одна, очаровательная герцогиня Бургундская, жила при дворе Людовика XIV, другая вышла замуж за Филиппа V Испанского. – И прежде всего надо думать именно о нем. Он будет царствовать после вас…

– Царствовать? – проворчал Виктор-Амедей. – Он к этому совершенно не способен, мадам! Он же полный идиот!

Удивляться подобной реакции не приходилось. Питая безграничную любовь к старшему сыну, король Сардинии от всего сердца ненавидел младшего, Карла-Эммануила, который, впрочем, платил ему той же монетой. У юноши был небольшой горб, небольшой зоб, он был уродлив, злобен и очень скрытен. В общем, у молодого принца и на самом деле лишь с огромным трудом можно было бы обнаружить хоть какие-то привлекательные стороны. Нескрываемое отвращение, которое он вызывал у отца, ничего не меняло. Больше всего он сердился на своего царственного родителя за презрительную кличку Карлен. Вроде бы это было почти традиционное итальянское уменьшительное от его имени Карл, но звучало как пренебрежительное французское «carlin» – моська.

Королева попыталась вступиться за сына.

– Он не идиот! Просто с самого начала вы очень мало занимались его воспитанием и образованием, чтобы он не смог, когда придет время, бросить тень на царствование нашего бедного Амедея. Это еще можно исправить. Карлу-Эммануилу всего четырнадцать лет. У него хватит времени научиться королевскому ремеслу.

Виктор-Амедей фыркнул, что выглядело не слишком изящно, зато в максимальной степени выражало презрение.