Наступило 31 декабря 1894 года. Вся Вена готовилась радостно отпраздновать наступление Нового года – День святого Сильвестра. Театры, особенно Опера, уже не могли вместить всех желающих, лавки со съестными припасами народ практически опустошил, зато столы в каждом доме были накрыты так, чтобы насытить Гаргантюа и Пантагрюэля вместе взятых. Даже у знаменитых пирожников с Кертнерштрассе не осталось на полках ни крошки от монументальных тортов и других чудес кондитерского искусства, которыми они славились во всем мире.

В императорском дворце тоже готовились встречать Новый год. За поздним ужином и на следовавшем за ним приеме вокруг императора Франца-Иосифа должны были собраться все члены его семьи. Естественно, был приглашен и эрцгерцог Фридрих с семейством. София не без ужаса представляла себе долгие часы, которые ей придется протомиться в какой-нибудь леденящей душу гостиной по приказу деспотичной эрцгерцогини Изабеллы. Гофбург тогда был таким печальным дворцом! Наверное, самым печальным и самым суровым во всей Европе. Да и как могло быть иначе? Эти последние годы безжалостная смерть неустанно бродила со своей косой вокруг императорской четы. Никто не знал заранее ни того, будет ли императрица Елизавета присутствовать в этот вечер на ужине, ни даже того, находится ли она сейчас в Вене…

Вспоминая с глубокой жалостью о высокой, элегантной красавице-императрице, София на время забыла о собственной безрадостной судьбе. После трагической гибели любимого сына Рудольфа в охотничьем павильоне Майерлинга Елизавета вот уже четыре года старалась избыть свое горе. Она была похожа на обезумевшую перед бурей птицу: императрица без устали металась по Европе, избегая только Вены, которую ненавидела всеми силами души. Наверное, не осталось дороги, по которой она бы не прошла, пытаясь сбежать от преследовавшей ее боли. Появится ли нынче во дворце та, кого теперь называли не иначе как Императрицей Одиночества? В любом случае предстоящий вечер обещал стать для Софии настоящей пыткой!

Расплывшийся и словно ставший ниже ростом в своем кресле насупленный император с седыми бакенбардами время от времени посматривал на своего племянника и наследника эрцгерцога Франца-Фердинанда, сидевшего прямо напротив. И всякий раз, поглядев на него, ощущал, как растет в нем смутное раздражение. Он совсем не любил этого старшего сына своего брата Карла-Людвига, но именно ему судьбой было суждено из-за смерти Рудольфа в один прекрасный день водрузить на голову императорскую корону.

Да, конечно, Франц-Фердинанд был далеко не так привлекателен, как его погибший двоюродный брат. Высокий брюнет тридцати одного года от роду, крепкий, но скорее неповоротливый с виду, густые усы, тусклый взгляд голубых глаз… Всегда мрачный, молчаливый, закоренелый холостяк – тот, кого Вена окрестила насмешливым прозвищем Бельведерского Сфинкса, казалось, соединил в себе большую часть присущих семье с давних пор тревожных симптомов.

Несмотря на то, что внешне он казался мощным, здоровье его было хуже некуда. Прежде он страдал туберкулезом, да и сейчас то и дело наблюдались рецидивы. К тому же у него проявлялись кое-какие признаки венерических заболеваний. Он вообще был очень странным человеком. Испытывая великую страсть к охоте, он коллекционировал в своем богемском замке оленьи рога и чучела самых разнообразных животных, а также… орудия пыток прошедших веков. Рядом с ним не всякий чувствовал себя в своей тарелке. Эрцгерцог был очень скрытен и замкнут.