Из бледного эрцгерцог стал смертельно-бледным, потом внезапно покраснел. Было видно, как раздулись вены у него на шее и на лбу. В зале воцарилась полная тишина. Все напряглись в ожидании взрыва. Каждый думал о том, что в тысячу раз лучше было бы сейчас оказаться где-нибудь в другом месте, чтобы не быть невольным свидетелем унижения того, кто однажды станет императором. Кто может сказать заранее, как, став в один прекрасный день императором Францем-Фердинандом, поведет себя Бельведерский Сфинкс по отношению к тем, чьи лица послужат ему напоминанием об этой тяжелой минуте?

Ничего не произошло. Голосом, в котором ясно чувствовался сдержанный гнев, Франц-Фердинанд повторил все формулировки. Потом, ни на кого не глядя, даже не поклонившись императору, он повернулся к нему спиной и вышел из зала. Тишина стояла такая глубокая, что еще долго были слышны шаги эрцгерцога в отдаленных гостиных.

Император, чьи брови были насуплены, а нижняя губа угрожающе выдвинута вперед, смотрел вслед уходящему. Он не видел, как в толпе свидетелей знатный венгр, граф Андраши, который, когда императрица была жива, был самым преданным ее рыцарем, склонился к уху стоявшего по соседству с ним графа Тисы.

– Принц зря волнуется по поводу этой злосчастной клятвы, – прошептал он. – Принуждение, которому его подвергли, очень просто сможет пойти ему на пользу, когда придет время от нее отказаться. Она вообще действительна только в Австрии. Император, кажется, забыл, что у нас, в Венгрии, морганатического брака не существует. Конституция не признает его. Королевой считается жена короля, независимо от ее происхождения. Когда эрцгерцог взойдет на престол, может быть, именно Венгрия послужит ему самым верным козырем в игре. Потому что, если он захочет короноваться у нас, в качестве короля Венгрии, непременно потребуется, чтобы его жена была признана королевой, иначе… иначе нам придется потребовать независимости…

– Пройдет немало времени, прежде чем он взойдет на престол. Император, конечно, стар, однако довольно крепок. Ему ужасно хочется прожить подольше, Андраши. У Франца-Фердинанда будет вполне достаточно времени, чтобы ему наскучила его София!

Но, сидя в автомобиле, который отвозил его домой, в Бельведер, эрцгерцог не думал ни об Австрии, ни о Венгрии, как, впрочем, и ни о каких других странах. Он кипел от гнева, силясь хоть немножко успокоиться, вызвав в памяти нежную улыбку и прекрасные глаза своей возлюбленной. В конце концов, как бы ни была горька эта пилюля, он уже проглотил ее! Ведь воцарится же он на троне когда-нибудь… А до тех пор – разве счастье не важнее любых почестей, возможных на этом свете? Он женится на Софии, и она будет рядом с ним каждый день его жизни! А все остальное может отправляться ко всем чертям!

Большую часть года молодожены проводили в Чехии, на родине Софии, в милом их сердцам имении Конопиште. Молодая женщина чувствовала себя там абсолютно счастливой. Вокруг нее звучал родной язык, на котором говорили все, крестьяне воздавали ей почести, как настоящей королеве. В Вене же, куда они приезжали лишь в тех случаях, когда наследнику престола необходимо было по протоколу принимать участие в каких-либо официальных церемониях, стоя рядом с императором, в Вене все было по-другому. Эти дни в столице империи всегда оборачивались днями страданий как для самого эрцгерцога, так и для его супруги. Тем не менее она всегда настаивала на том, что ей необходимо сопровождать его, куда бы он ни отправился.

Дело было, главным образом, в том, что морганатическая супруга принца, не будучи официально признана его законной женой, не имела права находиться рядом с ним. Если она присутствовала на какой-то семейной трапезе, ей выделялось место на краю стола. В торжественных шествиях ей следовало идти позади всех, даже самых юных эрцгерцогов, так, словно она все еще служила гувернанткой. Она не имела права на вход в некоторые комнаты дворца, ей не полагалось входить через определенные двери и даже подниматься по тем же лестницам, по которым поднимался ее супруг.