— Они работают, Кать, им некогда.

— А ты не работаешь?

— Ну, что я… Я отпрошусь. Завтра же пятница, может, моя Царевна Несмеяновна в добром духе будет, отпустит… Тем более у меня куча отгулов есть. Должна отпустить.

— Эк ты свою начальницу ловко обозвала — Царевна Несмеяновна! Сама придумала?

— Нет. От других услышала. А что, ей подходит, она ж никогда не улыбается. Марина Андриановна — Царевна Несмеяновна… Смешно, правда?

— Да, смешно…

— Ладно, Кать, пока, спать пойду. Завтра рано вставать, тем более день трудный. Да и опаздывать нынче нельзя — Царевна Несмеяновна шибко сердится, фыркать начинает. Боюсь, как бы в одночасье в угол на горох не поставила. Или на пенсию не выгнала.

— Не выгонит.

— Почему?

— А кто работать-то будет? Сейчас на уходящем в пенсионный возраст поколении все и держится, то есть на его работоспособности да порядочности. Молодежь, она не разбежится работать, понтов много, а толку мало. Так и твоя Несмеяновна — что она, дура, сама работать, когда у нее ты под боком есть?

— Ой, ладно… Не сыпь мне соль на рану. Пока.

— Пока… Надо же, как смешно — Царевна Несмеяновна…

* * *

На самом деле ничего смешного в прозвище начальницы не было. Настоящая Царевна Несмеяновна. И не в том ее проблема была, что не улыбнется лишний раз, а в том, что этим обстоятельством страшно гордилась. То есть пучилась возложенной на нее ответственностью, не зная, как лишний раз начальственность свою обозначить. То глаза сделает ужас какие холодные да надменные, то лобик наморщит многозначительно и начинает коготками по столешнице барабанить. Громко так, выразительно. Одно успокаивает — может, это у нее временное. Наестся апломбом досыта, человеком станет.

Их прежний начальник отдела, умнейший Сергей Иванович, ушел на пенсию. Вернее, его «ушли», потому что все сроки пересидел. И не волновало никого, что в свои семьдесят Сергей Иванович наработал огромный чиновничий опыт, вдобавок имел светлую голову и отличную память. Чиновничий мир злой, он молодых и наглых любит, которые на свежую голову за карьерой пришли. Таких любит, как Царевна Несмеяновна. И неважно, что она глупая. Главное, весь начальничий экстерьер при ней. И свирепое желание сделать карьеру. Такое свирепое оно только у глупых бывает, умные более мягко и хитро по этой стезе ступают.

Зря утром торопилась — Царевна и сама опаздывала. Вернее, задерживалась, следуя чиновничьей классике. Час прошел, другой… Нет Царевны! Интересные дела, а отпрашиваться у кого? Придется к начальнику департамента со своей просьбой идти, ничего не поделаешь. Перепрыгивать через Царевнину голову. Не одобрит, конечно, но…

— Привет, Александра Борисовна. Хорошо выглядишь, садись. Что у тебя? Только быстрее говори, у меня времени мало.

Слава богу, начальник департамента был из «своих», то есть из старого чиновничьего поколения. И с виду был такой — соответствующий. Не толстый, но плотненький. Нежно-розовое лицо, лысинка, мускусный запах парфюма. Ее одногодка, между прочим, вместе когда-то институт заканчивали. До пенсии ему самому пять лет, значит, не выгонит еще, даст поработать.

— Спасибо, Владимир Петрович. Я на минуту, отпроситься хотела. Моей начальницы чего-то с утра на месте нет.

— А… Так она на совещание в Управление юстиции пошла, я ее сам туда тусоваться отправил. А что, тебя разве не предупредила?

— Нет. С чего бы?

— Ну да… Она девица такая, с начальственным гонором. Протеже из Минфина, не помню уж чья… Слушай, откуда у них, у молодых, нынче столько апломбу, а? Мы вроде не такие были… Как она, кстати, не шибко тебя достает?

— Нет, терпимо.