Я уже много раз говорил: избавься от эмоций – избавишься от проблем. Эмер, находящийся в равновесии и не испытывающий никаких чувств, не нуждается в подпитке.
Алиса фыркнула:
– Легко так говорить, когда вам больше ста лет. В моем возрасте это просто невозможно!
Учитель снова отстраненно улыбнулся, не разжимая губ.
– Еще как возможно.
Он закрыл глаза и, сохраняя блаженную улыбку на лице, погрузился в воспоминания.
* * *
Три дня назад.
Эта комната чем то напоминала ту, где Алиса тренировалась. Тоже аскетичная, светлая, с минимумом мебели. На полу, скрестив ноги, на маленькой подушечке сидел Учитель. Напротив него, также на полу, разместилась светловолосая девушка семнадцати лет, одетая в бесформенную светлую пижаму. Внешне она была противоположностью миниатюрной Алисы, которая являла собой образец нордической голубоглазой красавицы. Девушка отличалась высоким ростом, а ее огромные карие глаза создавали яркий и необычный контраст со светло-русыми длинными волосами.
Небольшой деревянный столик для чайной церемонии сейчас служил ей мольбертом, и, положив на него листок бумаги, она что то рисовала простым карандашом. Две чашки, чайник с заваркой на металлической подставке и горящая под ним свечка стояли неподалеку на полу.
Девушка склонила голову набок и критически посмотрела на получившуюся картинку.
– Катя, покажи мне, – попросил Учитель.
Она пожала плечами и небрежно приподняла листок за край так, чтобы ему было видно. Там на белом фоне простым карандашом была мастерски нарисована бабочка. Катя каким то непостижимым образом сумела поймать движение, и было видно, что бабочка летит, а не просто замерла, наполовину сложив крылья.
– Красивая? – спросил Учитель.
– Красота – это слияние эмоционального состояния смотрящего и предмета, а не свойство бабочки. Она просто правильная, – ответила девушка совершенно ровным тоном, лишенным эмоций.
– Тебе нравится?
– Нет, – все так же спокойно ответила Катя. – Я не испытываю к ней никаких чувств.
Учитель улыбнулся.
– Тогда сожги рисунок, – посоветовал он.
Катя посмотрела на чайник, сняла его с подставки и положила на его место поверх свечки лист бумаги. Тот немедленно вспыхнул.
– А вам он понравился? – спросила она, смотря на пламя.
– Мне нравится твое состояние. Оно практически безупречно.
– Практически. Значит, не полностью, – Катя перевела взгляд на Учителя. Даже в этот момент в его глазах не промелькнуло ни тени эмоций.
– Оно настолько безупречно, насколько возможно в твоем возрасте, – медленно кивнул Учитель. – Урок на сегодня закончен. Увидимся в пятницу.
* * *
Наши дни.
Первые гости прибыли около восьми. Все должно было выглядеть как обычная светская вечеринка на Рублевке: шикарные платья, дорогие костюмы. Только в каждой входившей в особняк паре один, как правило, мужчина, проходил в зал для совещаний, а его спутница или спутник – в гостиную. Там, взяв бокал шампанского у официанта, они старательно изображали, что им крайне интересно вести ничего не значащие беседы с остальными им подобными.
Жанна вошла в зал последней, вслед за одиннадцатым членом совета. Их всегда была дюжина. Последние лет двести это правило нарушалось только во время двух мировых войн.
– Приветствую вас, – сказала она и кивнула. – С момента нашей предыдущей встречи прошло не так уж много времени, – это был маленький намек на ее недовольство тем, что совет собрался в срочном порядке по чужой инициативе, – поэтому предлагаю не тратить драгоценное время на обмен любезностями и новостями и перейти сразу к делам. Как я поняла, у Олега Сергеевича из Санкт-Петербурга есть некие вопросы, которые он поспешил вынести на общее суждение. |