Я вылезла из машины и поспешила к ней, присаживаясь рядом, чтобы посмотреть ей в лицо.
— Мам? — сказала я сдавленным от беспокойства голосом. — Ты должна отдыхать.
Как у нее вообще хватило энергии, чтобы сделать это? Я сердито посмотрела на Софию, сидящую на крыльце и занимающуюся вязанием.
Та пожала плечами.
— Она настояла.
— Я в порядке, спала весь день, — сказала мама, отмахиваясь от меня, но не прежде, чем я сумела разглядеть ее. Кожа была бледной и тонкой, как бумага, но в глазах появился блеск, отсутствовавший последние несколько недель.
— Пошли, — сказала я, осторожно беря ее под локоть и пытаясь поднять. Она упорно продолжала сидеть, а я слишком боялась навредить ей, прилагая больше сил.
— Еще пару минут, — ответила мама, с мольбой глядя на меня. — Я так давно не выходила на улицу. Солнце приятно пригревает.
Я снова опустилась на колени. Смысла спорить не было.
— Помощь нужна? — я скривилась, глядя на спутанные бурьяны. Сколько же времени прошло, как за этим садом кто-то ухаживал?
Ее лицо прояснилось.
— Не то чтобы нужна, но я не против. Просто выдергивай их.
Работа была грязной, но вместе мы продолжили очищать небольшой участок, который ей удалось привести в порядок. Мне не хотелось думать о том, как долго мама здесь провела. Ей нельзя тратить драгоценную энергию на подобные мелочи, но когда моя мать на чем-то сосредотачивалась, перечить ей было невозможно.
— Скоро вернусь, — сказала София с крыльца, а затем зашла внутрь, закрывая дверь и оставляя нас наедине. Уголком глаза я следила за матерью, выдергивая бурьян, размером с пол меня. При первых же признаках плохого самочувствия я затащу ее в дом.
Но она уже давно не была такой энергичной и радостной. Я не рассказывала ей о случившемся на вечеринке, не желая беспокоить, но поскольку осеннее равноденствие все приближалось, а Джеймс и Ава имели разногласия, мне захотелось поговорить с ней — если и не поведать историю целиком, то хоть частично. Никогда не скрывала ничего подобного от нее прежде, а больше шансов обсудить это у меня не будет.
— Мам? — неуверенно начала я. — Помнишь поместье Эдем?
— Конечно, — морщинка посреди ее лба углубилась, пока она вытаскивала особенно упрямый сорняк. — А что?
Я ухватилась за основание стебля под ее кулаком и помогла. Когда мы обе потащили, он выскочил, раскидывая грязь в разные стороны.
— Там живет кто-то по имени Генри?
Она выпрямилась, даже не пытаясь скрыть удивление.
— Почему ты спрашиваешь?
— Потому что, — я неловко заерзала на траве, колени уже начинали болеть. Я знала, что стоит ей рассказать, ведь она сто процентов хотела бы узнать о таком, но что, если мама попытается вмешаться? Что, если я напугаю ее, и это не пойдет ей на пользу?
Я соврала:
— Слышала, как ребята из школы говорили о нем, — я не могла посмотреть на нее, меня грызла совесть. Раньше я врала ей только по необходимости. — Просто хотела поинтересоваться, знаешь ли ты что-нибудь о нем.
Ее плечи ссутулились, когда она потянулась и убрала прядь волос мне за ухо.
— Если хочешь поднять сложную тему, мы можем хотя бы поговорить о том, что произойдет, когда я умру?
Я мгновенно встала на ноги, все мысли о Генри вылетели из головы.
— Время идти внутрь.
Мама прищурилась.
— Пойду, когда согласишься поговорить.
— Я и говорю. Пожалуйста, мам. Ты только хуже себе делаешь.
Она улыбнулась без тени юмора.
— Не пойму как. Ты собираешься поговорить со мной об этом или нет?
Я закрыла глаза, игнорируя жжение слез. Так не честно. У нас ведь еще оставалось время? Она так долго продержалась — конечно, мама сможет выдержать еще несколько месяцев. |