Глава 4

Субботнее утро было ужасным. Во-первых, вчера, по прибытии домой после посещения прозекторской, я стремительно принял на грудь содержимое 750-граммовой бутыли „Смирнова“. Принял в единоличном порядке и на пустой желудок. Результат не замедлил сказаться с самого ранья: едва добравшись до санузла, я минут пять эффективно пугал унитаз, повергая в смятение Милкину няньку.

Во-вторых, муки душевные и скверное физическое состояние резко усугубил разговор с Оксаной, которой я имел неосторожность позвонить в надежде организовать секс-терапию с доставкой на дом.

Эта мегера, эта паразитка, эта… эта… короче, она опять, весьма не кстати, решила меня помучить.

— Выпиши каталог медицинских изделий, — велела она ленивым голосом, — изучи все аннотации на контрацептивы и законспектируй в тезисной форме. Когда сдашь мне зачет по порядку пользования, тогда и поговорим. — И хлобыстнула трубку на рычаги.

— Ах ты ж, ублюдка!!! — вскричал я в ярости и хотел было швырнуть трубку в стену. Но, полюбовавшись на свое некачественное отражение в полированной поверхности прикроватной тумбы, передумал и аккуратно вставил трубку в гнездо. Свое все — не дядя подарил. Да и потом — аппарат здесь причем? Вот если бы эту мегеру — да об стену! Тогда да — это я понимаю!

Я живо представил себе со мстительной радостью: хрупкая шея аналитички в моих крепко сжатых, могучих руках; глаза выпучены, пена на губах, башка дергается туда-сюда… М-м-м-м-м! Блеск! Последние конвульсивные рывки — и… Нет, лучше слегка придушить, а потом все на ней изорвать в клочья, а потом оттарабанить по полной программе: грубо, громко, дерзко и беспощадно. Чтоб вела себя прилично!

Потерзавшись до 12.00 сомнениями по поводу целесообразности своего существования в этом мире, я решил отправиться к Бо. Бо — это последняя инстанция. Когда мне хорошо и дела идут, я о нем и не вспоминаю. А когда жизнь кажется невыносимой, я отправляюсь к Бо. Потому что Бо — мой кровный брат. Я — это он, он — это я. По ходу повествования вы поймете, отчего так обстоит дело.

Навертел номер. Дождался, когда в трубке раздастся ленивое сопение. Бо всегда сопит в трубку (у него перебит нос) и молчит — ждет, когда абонент представится.

— Это я, — доложил я.

— Ну.

— Хочется стреляться.

— Ну!

— Ага! Щас возьму и застрелюсь — если у тебя сегодня баня не топится.

— Ну-ну…

— Короче, я еду?

— Ну.

— Да фуля ты „ну“ да „ну“! Скажи русским языком — ты меня ждешь или где?

— Эндр би торуц цол угав! — протараторил Бо. — Эндр нанд керг дала! Во как!

Это я уже выучил. В переводе с калмыцкого это значит: я занят, у меня дела. Но это также значит, что он будет рад меня видеть в любое время дня и ночи. Потому что за последние два года, когда Бо действительно был занят (в тот день, как потом выяснилось, имела место экстренная разборка с залетными дагами, в ходе которой образовалось шесть трупов), он ответил мне что-то типа:

— Извини, малыш, сегодня тебе лучше отдыхать дома.

— Через сорок минут буду, — пообещал я. — Передавай привет Коржику — я его сегодня пополам порву.

— Ну, — согласился Бо и отключился.

Проинструктировав Милкину няньку, я прыгнул в „Ниву“ и помчался в Верхний Яшкуль, в штаб-квартиру Бо.

Предшественник Бо, Грек, дислоцировался в Вознесеновке и оттуда заправлял всей периферией Новотопчинска.