Мацухара с ведомыми прорывался сквозь длинный строй бомбардировщиков, заходя то спереди, то снизу, то сбоку, подставляясь под перекрестный огонь пятидюймовки и хвостовых пулеметов на «Юнкерсах». Потоки трассеров расчерчивали воздух причудливыми узорами. Ведущий бомбардировщик полыхнул и пошел делать пируэты, напоминая нахальную муху, подлетевшую слишком близко к зажженной свече. «Сифайр» «подпалил» шасси другого, вдребезги разнес кабину, и «Юнкере» рухнул в океан вместе с мертвым экипажем. Но семеро уцелевших рвались к подлодке с упорством, от которого кровь стыла в жилах.

И тут Брента снова охватил ужас. Три Me-109, покинув поле боя на севере, стремительно рванулись к месту схватки Мацухары с пикировщиками. Теперь звено Йоси будет вынуждено защищаться. Так и произошло: тройка белых «Зеро» быстро набрала высоту и устремилась навстречу снижающимся «Мессершмиттам». Прищурясь, Брент посмотрел наверх и едва не захлебнулся ненавистью. Ведущий «мессер» выкрашен в кроваво-красный цвет.

Кеннет Розенкранц. А рядом капитан Вольфганг Ватц по прозвищу Зебра на черном истребителе с ослепительно-белыми полосами. Самые хладнокровные убийцы во вражеском стане. Брент про себя помолился за Йоси.

Но внимание поневоле переключилось на собственную судьбу, так как один Ju-87 уже делал заход над ними. Остальные кружили в воздухе, ожидая своей очереди. Либо совсем неопытные, либо настолько уверены в себе, что считают лодку учебной мишенью. А может, их сбила с толку беспорядочная стрельба пятидюймовки? Так или иначе, они совершают ошибку. Зенитные пулеметы «Блэкфина» могут гарантированно поразить только одну цель, таким образом, моряки смогут выиграть время, чтобы сосредоточиться на очередном атакующем.

— Самый полный! Право на борт! — скомандовал Уильямс. — Вспомогательной артиллерии открыть огонь!

Брент ощутил мощный рывок судна. Четыре дизеля заработали на полную катушку; двухвинтовая лодка выдала все свои двадцать четыре тысячи лошадиных сил. Старшина-рулевой Сторджис резко вывернул штурвал, и Брента отбросило к ограждению.

— Двадцать шесть узлов, четыреста шестьдесят оборотов! — донесся звенящий от напряжения голос из рулевой рубки.

— Так держать! — крикнул капитан.

Пятидюймовое орудие открыло огонь, однако пятна разрывов вновь вспухли далеко от атакующей машины. Брент был готов нажать на гашетки, но бомбардировщик летел еще слишком высоко — даже для «Эрликонов». Брент зачарованно смотрел, как «Штука» вырастает в его дальномере; уже видны нелепые неубирающиеся шасси, высокий фонарь, лицо пилота в огромных очках и гигантская бомба под фюзеляжем.

И вот уже «Юнкере» вышел на восемьдесят пять градусов — оптимальный угол для бомбометания.

— Шесть тысяч футов, пять с половиной, — отмечал вслух Уильямс, следя за «Юнкерсом». Потом вдруг повернулся к рулевому: — Прямо руль, курс ноль-девять-ноль!

— Есть прямо руль, курс ноль-девять-ноль! — повторил Сторджис.

Лодку накрыло волной оглушительного рева, от которого, казалось, задрожал даже стальной корпус «Блэкфина».

— Что это?! Ради всего святого, что это?

— Спокойно! Арабы всегда ставят на шасси «Иерихонские трубы» — сирены для запугивания.

— Черт! Куда ж меня еще запугивать? — поежился Боумен.

«Эрликоны» открыли наконец огонь, и в тот же миг Брент увидел, как пятисоткилограммовая бомба отделилась от фюзеляжа «Штуки» и полетела вниз, отливая блеском черного мрамора.