— Что обидно?

— Что не знает про это никто сейчас. А подвиг-то сродни Бородинской битве. Про каждого бойца книгу написать можно… Не умеем мы поднимать престиж… А уж про сегодняшнее мероприятие и вообще через три дня забудут.

— Скорей всего, — подтвердил Ромка, сунув в рот травинку.

Вообще-то, в отличие от приятеля, он чувствовал себя не очень спокойно. И даже пожалел, что согласился на командировку. Одно дело — город, оперативная работа, другое — прямые боевые действия. Он ведь не военный, даже окопаться толком не умеет, не говоря уже про всякие специальные навыки. А тут — бросили — выплывай. Еще бы мандраж не бил. И, видимо, Туманов, заметив это, рассказал о Карягине, чтобы поднять товарищу боевой дух.

— А ты… Стрелял в людей? — спросил Рома.

— Увы, не довелось. Только вверх. Но еще не вечер. Надеюсь пару раз нажать на гашетку.

Возможно, Глеб бравировал, но произнес он это абсолютно спокойно.

Со стороны села, словно поддерживая кровожадные надежды Туманова, раздалась беспорядочная стрельба.

— Похоже, не договорились. Не нравится мне такое начало, — он перевернулся на живот и подтянул автомат.

Оба замерли в ожидании. Стрельба быстро прекратилась. Ветер донес до них лишь отрывочные и неразборчивые фразы, раздававшиеся, судя по всему, из мегафона.

Туманов приподнялся с травы.

— Ты как хочешь, а я терпеть не могу, когда самое интересное в жизни проходит мимо. Чувствуешь себя неполноценным. Будто в электричке, где у всех корзины доверху набиты белыми, а в твоей — лишь несколько жухлых сыроежек на донышке…

Бронетранспортер, взревев многолошадным двигателем, легко, словно это был лист картона, высадил металлические ворота и вкатился во двор. Бойцы, прикрываясь броней и прицельно паля из автоматов по окнам, мгновенно рассыпались, прижавшись к стенам дома. Крупнокалиберный пулемет короткой очередью высадил входную дверь, после чего в проем и в окна одна за другой влетело несколько светошумовых гранат — крайне полезного изобретения человечества. Грохот сопровождали слившиеся в одну ослепительные вспышки — казалось, в зале взорвалась миниатюрная нейтронная бомба, — и следом в дом ворвались бойцы без криков «Ура!». Яркий свет сменился не менее яркой лексикой, неизбежным атрибутом любых спецопераций.

Едва дым и мат рассеялись, взору милиционеров предстал лишь перепуганный мужчина, лежавший на полу под окном со связанными за спиной руками.

— Рамзан? — ткнул его носком берца Бортов, вместо того чтобы справиться о самочувствии и избавить от пут.

— Да… Я не впускал его… Он сам…

— Рассказывай легенды… Коробки он тоже один таскал… Где Бараев?

— Я… Не знаю. Ушел…

— Куда, на хрен, ушел? — Взводный сунул дуло автомата под нос связанному. — Это ты сейчас уйдешь насовсем. Где Бараев, спрашиваю?!

— Не знаю… — Рамзан испуганно откинул голову назад, продемонстрировав острый кадык. — Он меня ударил, я не видел…

— Витяня, здесь, под половиком, люк в подвал! — раздался голос из коридора. — Я посмотрю?..

Иса ползком продвигался по трубе. Ливневый водосток добрые люди соорудили почти полвека тому назад, еще при советской власти. За двадцать лет, прошедшие с момента ее кончины, бедняга постарел, осунулся, и о его существовании позабыли, как о позорном наследии социализма.