Крайгер смотрел на простиравшуюся между ними грязную улицу. Эта ночь наполнила его душу нежданными чувствами — и вот к ним добавилось ощущение странной близости, симпатии к дочери его жертвы.

— Да, — сказал он, и, после долгого молчания, добавил: — Завтра ночью — во сколько?

— После часа, — ответила Люсидик: — Я буду за воротами.

На следующий день улицы Примордия гудели от слухов и домыслов: со смертью отца Люсидик они потекли рекой. Было ли убийство знаком, что император не потерпит демократических реформ? Верившие в это сенаторы в спешке покидали Примордий, опасаясь, что их имена окажутся в черном списке. Повсюду царила тревога.

Крайгера переполняли предчувствия.

Он почти не спал, размышляя о том, что случилось ночью. Нет, не только этой ночью. Крайгер думал о своей жизни: кем он стал и кем, если девушка не лгала, окажется вскоре.

Он то и дело смотрел на дворец, вокруг которого, как и вчера, выставили двойной караул, и гадал, что имела в виду Люсидик, говоря о возможности низвергнуть династию в одиночку.

Крайгер сидел на камне и ждал — в час ночи — в миле от западных ворот Примордия. В девять минут второго он увидел пару лошадей. Они мчались не со стороны города — откуда, как он полагал, прибудет Люсидик, но из пустыни, огромной и неизведанной, лежавшей к юго-западу.

Всадники приблизились и спешились.

— Крайгер…

— Да?

— Я хочу представить тебя Агонисту.

Крайгер о нем слышал. Убийцы рассказывали друг другу его историю: страшную сказку, а не быль.

Но он стоял перед Крайгером. Такой же реальный, как и женщина, что его привела.

— Значит, ты хочешь сделать Примордий республикой, — сказал Агонист: — Собственноручно.

— Она говорила, что это возможно, — ответил Крайгер: — Но я так не думаю.

— Больше веры, Крайгер. Я могу превратить тебя в кошмар императоров, если ты действительно желаешь этого. Выбор — за тобой. Решайся, ибо у меня найдутся другие дела этой ночью. Я слышу сотни молитв, извергаемых Примордием — прямо сейчас. Люди жаждут моей помощи, чтобы изменить мир.

Люсидик коснулась ладонью щеки Крайгера.

— Теперь, когда миг настал, я вижу, ты не готов, — сказала она: — Ты боишься.

— Нет! — оборвал ее Крайгер. Он вспомнил мать, умершую от сифилиса, маленьких братьев, затоптанных на улице лошадьми аристократов, сестру в лечебнице для душевнобольных, из которой она уже никогда не выберется.

— Измени меня, — сказал он.

— Ты уверен? — спросил Агонист: — Пути назад не будет.

— Я не вернусь. Возьми меня с собой. Измени меня.

Он посмотрел на Люсидик. Она улыбалась.

— Забери лошадей, — сказал ей Агонист: — Они нам не понадобятся.

Вдвоем, они с Крайгером устремились в пустыню.

На следующий день Люсидик похоронила отца. Река слухов обмелела, но шепотки еще растекались по городу, тихие и вездесущие: Примордий застыл, как бомба, готовая разорваться от малейшего потрясения.

На восьмую ночь после того, как Агонист увел Крайгера в пустыню, Люсидик, чей дом лежал неподалеку от дворца, проснулась от криков.

Она поднялась и выглянула наружу. В окнах императорской резиденции горели огни. Врата были распахнуты. Стражники в смятении бегали по двору.

Накинув простую одежду, она вышла из дома.