Генерал-майор вместе со своими мушкетерами оставался в арьергарде, не желая вмешиваться в эти действия, которые считал бесполезными. В абсолютном спокойствии он пообедал вместе со своими офицерами. «В конце нашего обеда, – рассказывает далее д’Алиньи, – г-н д’Артаньян, который постоянно присматривался к происходящему, сказал нам: – Смотрите, на том равелине огонь; следовало бы отбить равелин, пока противник там не закрепился».

Этот взрыв стал сигналом к контрнаступлению голландцев. Фарио со шпагой в руке, ведя за собой несколько сот человек, опрокинул французскую гвардию, которая смогла удержаться лишь на краю укрепления. Продолжая начатый штурм, осажденные предприняли массированную вылазку со стороны реки Яар. После нескольких удачно проведенных атак почти все достижения предыдущего дня были сведены на нет. Гг. де Лафейяд и де Монброн находились неподалеку. В отсутствие герцога Монмута, который, как и д’Артаньян, утром удалился, они сразу же отдали приказ французским гвардейцам отбросить нападающих. Однако было очевидно, что уставшие солдаты уже не в силах вновь захватить потерянные укрепления. Чувствовалась острая необходимость в подкреплении. Такого мнения придерживался и Монмут, явившийся в этот момент.

Капитан мушкетеров не был в это воскресенье 25 июля «дежурным» и рассчитывал отдохнуть от утомления после трудов предыдущего дня. Однако узнав о стремительном отступлении гвардии, он оставил своих сотрапезников и сразу же отправился в штаб г-на Монмута. Именно тогда он принял решение, стоившее ему жизни. Увидев, в какой растерянности пребывают другие командующие – Монмут, Лафейяд и более всех Монброн, в большой степени сам виноватый в неудаче, – он, по словам англичанина лорда Алингтона, «повел себя с редкостной бравадой»: без королевского или чьего-либо еще приказа, несмотря на то, что ничто не обязывало его возобновлять бой, он послал вестового в базовый лагерь мушкетеров, чтобы собрать все имеющиеся подкрепления. После этого он попросил поручить г-ну д’Алиньи командование 30 мушкетерами и 60 гренадерами.

– Атакуй равелин с той стороны, с которой мы атаковали прошлой ночью, – сказал он д’Алиньи, – ты скоро получишь известия от меня.

В то время как д’Алиньи направился к краю укрепления, д’Артаньян повел остальных своих людей к знаменитому барьеру, расположенному подле горловины равелина. Там к нему присоединился герцог Монмут со своими «телохранителями». Небольшое пространство от баррикады до равелина можно было преодолеть, только пробежав по открытой местности. Предприятие было тем более опасным, что через узкий проход на баррикаду можно было проходить только по одному. Англичанин счел, что для того, чтобы спуститься в траншеи и так добраться до штурмуемого укрепления, у них нет времени. Он хотел провести своих людей поверху.

Герб д’Артаньяна

– Через открытую местность?! И не думайте, мой принц! Это было бы глупой неосторожностью! Нас перебьют, прежде чем мы достигнем цели! – воскликнул д’Артаньян.

– Неважно, у нас нет времени, – ответил сын Карла II.

И он выхватил шпагу, торопясь броситься в проход.

Д’Артаньян остановил его жестом:

– В таком случае, я с вами!

И вот они сумасшедшим броском преодолели баррикаду, ведя за собой бежавших людей и не отводя взгляда от вражеского укрепления, которое встретило их картечным залпом.

Спустя несколько минут ожесточенного боя равелин был снова взят.

«Мушкетеры проявили чудеса исключительной храбрости, – рассказывает Пеллиссон, – ни один из них не отступил. Многие были убиты, а у оставшихся в живых после тех ударов, которые они наносили, шпаги были погнуты и залиты кровью вплоть до рукоятей».