Те презрительно отказались.
– Трубите атаку мушкетерам! – приказал король.
Через час мушкетеры в стройном порядке с музыкантами впереди вошли в траншею, не обращая внимания на картечь и пули. Они открыли ужасающий огонь, с первого удара захватили контрэскарп, перешли через ров, смели гарнизон одного из равелинов и горделиво воздвигли свои знамена над передними укреплениями города. В запале они даже со шпагами в руках ворвались внутрь города, но Людовик XIV, желая поберечь их, послал им приказ умерить свой пыл. Результаты дерзкого удара д'Артаньяна превзошли все ожидания. Жители Дуэ утратили последнюю надежду и на следующий день сдались, добровольно и по всей форме.
Пока королевская армия несколько дней отдыхала, король поехал в Компьень навестить королеву, от чьего имени совершались все эти завоевания. Его возвращение было отмечено исключительными торжествами.
После этих праздников победоносная армия отправилась к Ауденарде, который сопротивлялся всего два дня. 31 июля Тюренн и граф Дюра двинулись на север в направлении Дандермонда. Однако испанцы успели открыть шлюзы и затопить соседние равнины. Потеряв много людей, Тюренн предпочел снять осаду. Значило ли это, что колесо Фортуны повернулось? Европа надеялась, что это так, и радовалась неудаче. Венский императорский двор с иронией приносил свои соболезнования французскому посланнику. Однако насмешки быстро прекратились, когда стало известно, что – о ужас! – королевская армия осадила Лилль, самую мощную крепость Фландрии. Этот гордый испанский город, имевший 27 бастионов, гарнизон из двух тысяч бойцов, сотни испанских, неаполитанских и ирландских наемников, сотню пушек, запасы боеприпасов и продовольствия, которых хватило бы на год, а также стойкого и умного губернатора графа Брюэ, казался несокрушимым. На деле же он продержался всего 15 дней, за время которых д'Артанья-ну вновь представилась возможность отличиться. Поначалу он стоял со своими пятью кавалерийскими эскадронами между Фивом и Геллемом, однако 28 июля король, перестроив войска к бою, передал ему командование новой бригадой, составленной из двух рот лейб-гвардии под командованием гг. де Треме и де Шаро, легкого конного полка королевы и полков Энгиена и Монако.
10 августа Вобан приказал построить контрвалационную линию с гласисом в 800 шагов. На следующий день была выстроена вторая линия для защиты лагеря в случае прибытия вражеских подкреплений. Через восемь дней, когда эти первые работы были завершены, в сторону крепости прорыли двойную траншею. Справа находился первый батальон швейцарцев под командованием графа де Суассона, слева – полки Шампаня и Дюплесси. Вечером 19 августа «бригадир д'Артаньян» ввел в траншею войска первой линии, которые «задавали тон в течение целого дня».
Можно представить себе д'Артаньяна в бою: седеющие волосы, бешеный аллюр, воинственный дух, сверкающая кираса, перехваченная белой перевязью командира. Скача в едкой пыли, поднятой саперами, он отдавал отрывистые сухие приказы, произнося их с певучим гасконским акцентом, от которого, как говорят, полностью избавиться невозможно.
21 августа расставленная батареями артиллерия начала обстреливать крепость с внешней стороны. Прибывшее подкрепление под командованием г-на де Креки позволило в ночь с 24 на 25 августа произвести первую атаку. Имея прикрытую дорогу, французы спешно соорудили на контрэскарпе батарею из 22 орудий, чтобы пробить брешь в стене. Наконец 26 августа состоялся окончательный штурм. Людовик XIV пустил в ход основную часть войск. На беду д'Артаньяна для участия в атаке из его бригады взяли всего 60 человек, а сам он должен был оставаться в арьергарде в резерве. Каково же было ему топтаться на месте, созерцая происходящее, пока две роты мушкетеров под командованием г-на де Монброна сражались, как львы, на равелине! Несчастный не мог стоять спокойно и проклинал свое бездействие, ожидая, когда же пришлют за ним, чтобы и он мог вступить в бой. |