– И не дам! – отрезал Эвермод, с которым аббат и правда уже не раз заводил этот разговор. – Боги сотворили мужчин и женщин для того, чтобы они плодили детей, а не только молились.

– Рожденные ими дети в свой срок умрут, и их дети тоже умрут, и никому из рожденных не избежать смерти. Так к чему умножать число смертей и служить праху? Не лучше ли служить Господу и с ним обрести жизнь вечную? Подумай об этом на досуге, Эвермод. Но пока может случиться так, что твоя родственница станет графиней. А через нее, подумай только, ты окажешься в родстве с королями Франкии и Германии.

– Вот уж о чем я никогда не мечтал, – хмуро отозвался Эвермод. – От таких родичей нам одни беды.

– Однако теперь беду чуть не навлек на вас сам твой родич Альдхельм, – заметил Рерик. – Большую беду.

Он коротко рассказал о ссоре на пиру и о том, что дело едва не дошло до большого кровопролития, которое с трудом удалось остановить усилиями графини Теодрады и обоих аббатов. О попытке сжечь усадьбу они с Бернульфом по дороге уговорились не упоминать. Весьма вероятно, что услышав о таком, Эвермод наотрез отказался бы от родства с норманнами, а Бернульф и сам был не прочь прибрести родственные связи с графами, пусть и такие отдаленные. В этом случае Утрехтское епископство уж точно никуда бы от него не ушло!

Но и после краткого пересказа событий Эвермод помрачнел еще сильнее. Особенно когда Рерик объявил, что в знак дружелюбия и преданности своего рода он должен отослать в Дорестад двоих своих младших сыновей.

– Никогда не бывало такого, чтобы я отдал из дома своих детей! – резко ответил он. – И не будет, пока я жив! Если боги от нас отвернутся, лучше моим сыновьям погибнуть вместе со мной, чем стать рабами норманнов!

– Никто не говорит о рабстве. Если ты дашь согласие на мой брак с девушкой, твои сыновья будут жить в нашем доме, под покровительством своей сестры, и расти, как подобает людям их происхождения.

– А если не дам? – прямо спросил Эвермод. – Если я хоть что-то понимаю из того, что вы говорите, то дела у моего родича Альдхельма из рук вон плохи. Почему он сам не приехал?

– Видимо, стыдится показаться тебе на глаза. Ведь это он оскорбил хозяев в их доме, да еще и в священный Праздник Дис! Если же ты не дашь согласия на мой брак, то, похоже, девушка из вашего рода станет моей рабыней, а не женой. И три ее младшие сестры тоже – все они сейчас находятся в нашей усадьбе.

Лицо Эвермода потемнело. Его сыновья, до того молча слушавшие, напряглись, будто готовые в любое мгновение вскочить и броситься на гостя.

– Со мной сто человек, и все отлично вооружены, – быстро напомнил Рерик. – Не подвергай смертельной опасности твой род, Эвермод, и мы сумеем договориться. А если я женюсь на ней, то мы с вами станем родичами, и тогда наш долг пред богами будет в том, чтобы жить мирно и поддерживать друг друга. Боги у нас одни.

– Милосердный Господь наш Иисус Христос! – многозначительно напомнил Бернульф.

Рерик кивнул, но по его глазам Эвермод прекрасно понял, о каких богах идет речь. За двести лет христианизации франкские проповедники не сильно преуспели, и хотя за времена франкского господства Фризия стала считаться христианской страной, новая вера затронула лишь самый верхний, внешний слой ее жизни. При каждой попытке свергнуть иноземное господство фризы первым делом сжигали церкви и монастыри, опоры чужеземной власти.