Ну, я, конечно, скромничаю – разумеется, я не так проста – способности мои выше среднего, если не сказать больше.

А началось все совершенно традиционно – со звонка по телефону и с договоренности о встрече с очередным клиентом. Точнее – клиенткой, Алевтиной Николаевной Иртеневой.

Встречу с ней мы назначили в парке, в центре города. Я не очень люблю сразу приводить потенциального клиента к себе домой – мало ли как потом дело обернется. Алевтина Николаевна тоже захотела поговорить со мной на нейтральной территории.

Стоял конец сентября, золотые теплые деньки бабьего лета. В парке все было наполнено очарованием этого особого времени, когда наконец отбушевала кичливая пестрота красок на клумбах, отшумели говорливые толпы гуляк, умерился пыл и солнца, и страстей. Во всем теперь присутствовала сдержанность, умиротворенность и неброский элегантный стиль. Моя клиентка на удивление удачно вписывалась в эту осеннюю акварель. Элегантная, обаятельная, ухоженная, чуть старше пятидесяти.

Мы встретились с Алевтиной Николаевной возле главного входа – она предварительно описала свою внешность, и я легко узнала ее – прошлись по аллее, выбрали скамеечку в укромном уголке, присели и начали разговор.

А начала Иртенева издалека.

Вообще-то я больше люблю, когда клиент конкретно и сжато объясняет свою проблему и ставит задачу. А я затем выясняю подробности. Но так почему-то получается преимущественно с клиентами-мужчинами. Женщин приходится долго и терпеливо выслушивать, а на это уходит очень много драгоценного времени. В общем, предпочитаю говорить с клиентом по существу и не толочь воду в ступе. Если же попадается слишком говорливый клиент, я не прерываю его – лишь молча киваю и всем своим видом показываю, что полностью обращена в слух.

– Видите ли, Татьяна, я довольно поздно родила свою первую и единственную дочь – Диночку. Мне было около тридцати. И отец ее был уже не молод. И были мы люди занятые и серьезные. Муж когда-то работал в облисполкоме, потом, когда эта система рухнула, занялся бизнесом. Я тоже всегда работала, делала карьеру – на пенсию ушла с должности проректора экономического института. Возможно, поэтому, по крайней мере, психологи так говорят, у Диночки с детства был сложный характер. Считается, что когда родители молоды, беспечны, не обременены серьезными проблемами, то они много времени уделяют ребенку, много играют с ним, и им легко смотреть на мир его глазами, быть с ним на равных, что ли. Дети вырастают непосредственными и более приспособленными к общению. Мы с Дмитрием очень любили нашу Диночку. Но, наверное, чего-то ей не смогли дать. Она была ребенком, что называется, не садиковым. А нам надо было работать. Мы нанимали няню. Няни часто менялись, Дина не успевала ни к одной привязаться. В школе тоже было сложно. Дочь была довольно замкнутой, в контакте со сверстниками не была, а дома же превратилась в настоящего домашнего тирана. Я сейчас думаю – ну зачем эта карьера, зачем это стремление к успехам, к повышениям и продвижению по социальной лестнице? Ведь в результате все обернулось во зло. Насколько иначе сложилась бы жизнь, если бы я бросила работу и занималась Диночкой и домом.

Я молча, иногда с умным видом кивала, пытаясь угадать финал истории. Однако ничего достаточно остроумного в голову не приходило.

Алевтина же Николаевна тем временем продолжала:

– Как и следовало ожидать, у Диночки долго не складывалась личная жизнь. Ее достаточно эффектная внешность привлекала поклонников, но резкий характер, закрытость столь же быстро отталкивали. Наконец, когда ей было уже двадцать четыре, она повстречала мужчину старше себя, волевого и достаточно терпеливого. Он был к тому же прекрасно материально обеспечен.