Говорит, на работу к вам пришел устраиваться.
Сильный и внятный голос, в котором не было и намека на старость, отозвался:
— Что еще за идиот? Вышвырни его вон… Погоди! Давай его сюда!
Пожилой мужчина вернулся и, придерживая дверь, молча тряхнул головой в ее направлении. Рорк вошел. Дверь за ним закрылась.
В дальнем конце длинной и пустой комнаты за столом сидел Генри Камерон, наклонившись, упираясь локтями в стол, сложив ладони замком. Борода и волосы его были черны, как уголь, и кое-где перемежались с жесткими седыми прядями. На короткой толстой шее, как канаты, проступали мышцы. На нем была белая рубашка, рукава которой были закатаны выше локтя, открывая мощные, тяжелые загорелые руки. Кожа на широком лице загрубела, как дубленая. Темные глаза смотрели живо и молодо.
Рорк застыл на пороге. Они посмотрели друг на друга через длинную комнату.
Кабинет, выходящий на вентиляционную шахту, был погружен в серый полумрак. Пыль на чертежной доске, на немногочисленных зеленых папках походила на некие мохнатые сталагмиты, порожденные этим скудным освещением. Но на стене, между окнами, Рорк увидел рисунок. Это был единственный рисунок в комнате, и изображал он небоскреб, который так и не был построен.
Быстро окинув взглядом комнату, Рорк остановил внимание на рисунке. Пройдя через кабинет, он остановился перед ним и стал его внимательно рассматривать. Камерон следил за ним тяжелым взглядом, напоминавшим длинную иглу, один конец которой, крепко удерживаемый Камероном, медленно описывал в воздухе полукруг, а другой, острый, пронзил тело Рорка и намертво засел в нем. Камерон смотрел на рыжие волосы, на руку, висящую вдоль тела. Ладонью рука была обращена к рисунку, пальцы чуть согнуты, замерев даже не в жесте, а в некоей прелюдии жеста, выражающего намерение что-то попросить или забрать.
— Ну и? — наконец спросил Камерон. — Ко мне пришел или картинки разглядывать?
Рорк повернулся к нему:
— И то и другое.
Он подошел к столу. В присутствии Рорка люди всегда вдруг начинали сомневаться в реальности собственного существования; но Камерон внезапно почувствовал, что никогда еще он не был так реален, как сейчас, отражаясь в смотрящих на него глазах.
— Чего тебе надо? — грубо спросил он.
— Я хотел бы работать у вас, — спокойно отвечал Рорк. В интонации отчетливо слышалось: «Я буду работать у вас».
— Так прямо и будешь? — сказал Камерон, не сознавая, что отвечает на непроизнесенную фразу. — А что случилось? Публика почище и получше не желает тебя взять?
— Я ни к кому другому не обращался.
— Почему же? Уж не думаешь ли ты, что здесь новичку устроиться проще всего? Думаешь, сюда запросто принимают первых встречных? Да знаешь ли ты, кто я такой?
— Знаю. Поэтому и пришел.
— Кто тебя прислал?
— Никто.
— Тогда какого черта ты выбрал именно меня?
— Я думаю, что это вам известно.
— И у тебя хватило наглости вообразить, что я захочу взять тебя? Видно, решил, что я на такой мели, что готов распахнуть ворота перед першим попавшимся щенком, который соблаговолит оказать мне такую честь? Небось подумал: «Старик Камерон совсем опустился, пьет…» Подумал же, признавайся!.. «Старый пьяница и неудачник, который не будет слишком разборчив!» Так? Отвечай же! Отвечай, черт тебя дери! Чего вылупился? Так? Давай— Давай, ври, что не так!
— В этом нет никакой надобности.
— Раньше где работал?
— Только начинаю.
— Чем занимался?
— Три года учился в Стентоне.
— О-о! Значит, лень закончить помешала?
— Меня исключили.
— Замечательно! — Камерон хлопнул по столу кулаком и расхохотался. |