— У тебя есть дар волшебный! — обрадовалась Махзая.

— Может быть, и есть, да мы не знаем об этом. Об этом знает только богиня.

— А разве можно изобразить подобное, не имея дара чудесного! — Девушка снова посмотрела на свое изображение.

— Одно только знаю, нет для меня ничего желаннее тех красок, которыми можно изобразить то, что видишь. Когда старый Хватамсач велел мне изобразить дары земли, захотелось мне показать весь прекрасный мир, освещенный солнцем. Весной я увидел цветущий миндаль и абрикос в розовой пене, подобной одежде юной невесты. Я изобразил все это. Настало лето, и я увидел сочные персики среди листвы. Маленькие веселые девочки устроили хоровод вокруг дерева. Они так славно кружились. Я изобразил их. Осенью я увидел женщину с ребенком. Она склонилась над созревшими гранатами. Ребенок своими пухлыми ручонками срывал большой, сочный плод. То была девочка, я увидел на ней бирюзовые сережки, а брови у нее были такие же тонкие и черные, как у тебя. Я все это изобразил на стенах дворца, да такими красками расписал, что плоды, казалось, были налиты соками, а люди рядом с ними стояли совсем как живые. — Юноша вдруг смутился и умолк.

— Расскажи еще… — попросила Махзая. — Расскажи, как тебя пустили во дворец Деваштича.

— О, это долго рассказывать! Как-нибудь в другой раз… — Рустам поднялся и стал прощаться.

— Ты уходишь? — огорчилась девушка. — Ты еще не все мне рассказал. Говори еще. Я могу слушать тебя весь день.

— О милая девушка! — обрадовался Рустам. — И я бы весь день тебе рассказывал, да работа ждет. Хватамсач строг!

— Ты больше не придешь? — тихо спрашивает Махзая.

— Хочешь, я приду в день Митры?

— Хочу!

В тот же миг юноша скрылся в зелени ветвей, словно его и не было.

Махзая долго стояла в растерянности. Она очнулась лишь тогда, когда услыхала голос сестры.

— Ушел? — нетерпеливо спрашивала Марьяма, выглядывая из-за кустов шиповника. — Кто он?

•

Весь день Махзая провела в винограднике. Она приготовила несколько корзин винограда для господина. Она даже отказалась пойти поесть, когда тетушка Пурзенча позвала ее в дом. Но отказалась она не потому, что торопилась закончить работу. Она боялась уйти из сада. То и дело прислушивалась к шорохам, каждую минуту ждала, не придет ли снова юноша. Она не сказала об этом сестре, да и самой себе боялась признаться, но что-то заставило ее непрестанно думать о чудесной встрече.

«Приди еще разок!» — шептала про себя Махзая и, остановившись на мгновение, старалась во всех подробностях представить себе юношу-живописца. В ушах ее звучали его слова: «Мне хотелось изобразить самую красивую девушку на свете…»

Мечты девушки прервал голос тетушки Пурзенчи:

— Эй, Махзая, принеси огурцов! Зови отца обедать! Уже и солнце пошло на покой, а вас не дозовешься…

Махзая оглянулась в последний раз, взяла с собой остатки винограда и пошла в дом. На глиняной лежанке уже была постлана скатерть и лежали свежие лепешки. Махзая подбежала к грядке, сорвала несколько огурцов и, помыв руки, приготовила глиняную миску для похлебки. Марьяма тем временем подала отцу воду для мытья.

Когда все уселись за горячей похлебкой, Марьяма вдруг отложила свою круглую деревянную ложку и, обращаясь к тетушке, загадочно сказала, что сегодня в их саду был богатырь Рустам.

— И ты его видела?

— Не только я — Махзая даже разговаривала с ним…

— Не богатырь это, — прервала ее Махзая, — то был юноша-живописец.