Оскорбленный тюркский дихкан долго думал о том, стоит ли мстить молокососу. А еще надо было подумать, не прав ли этот мальчишка. Ведь в самом деле, никогда прежде никому не удавалось обмануть афшина! Единственно, что удалось теперь, это подкупить его звездочета и слуг, чтобы иметь кое-какие сведения для наместника в Мерве. Но афшин так скрытен…

Старый дихкан вовремя увел молодого тюрка. Деваштич был горяч и терпеть не мог самонадеянных птенцов, как он называл безусых молодых тюрков. Он никогда не отказывал им в гостеприимстве, но не любил разговоров с ними, а тем более не прощал дерзостей.

Впрочем, Деваштич, казалось, ничего не замечал. Он был увлечен рассказом одного из гостей, который вспомнил какое-то предание. Афшин любил слушать предания старины и народные притчи — он считал, что в них много мудрости, полезной даже знатному человеку. О Деваштиче говорили, будто, сам он любитель поэзии, мастер сочинять четверостишия. Иные знали, что немало звонких строк было записано его старым писцом Махоем. Но стихи эти слышали избранные.

И все же за чашей вина молодые тюрки передавали друг другу стихи, которые афшин посвятил своей красавице арфистке.

— Вот уже три года он каждый день наслаждается ее игрой, — шептал юноша в лиловой одежде.

— Он дарит бедной девушке драгоценности, — добавил второй. — Я успел рассмотреть на ней золотые браслеты с крупными жемчугами и на каждом пальце перстни с бирюзой. Голова арфистки украшена дорогим убором, одежда из тончайшего китайского шелка…

— Я видел как-то в Самарканде китайскую принцессу, — вмешался третий, — так та принцесса была не так богато одета, как арфистка афшина. Значит, она ему дорога!

— А ты пойди к ней и спроси ее, довольна ли она жизнью у афшина, — предложил один из собеседников. — Только сделай это тихо, чтобы афшин не узнал.

Юноша в лиловой одежде тотчас же поспешил к беседке, но арфистки там уже не было. Не было ее и среди гостей.

Рядом с гостями расположились музыканты. Их было много во дворце Деваштича. Они без устали играли, но афшин не веселился, не шутил.

— Злые языки правы, — сказал, возвратившись, юноша в лиловой одежде. — Афшин спрятал свою арфистку, боится, как бы ее не похитили.

Деваштич приветливо обратился к почтенному купцу Сахраку, недавно вернувшемуся из Китая. Купец привел с собой караван в сто верблюдов. Он побывал во многих странах, много чудесного пришлось ему повидать. Однако виденное в Китае показалось Сахраку удивительным.

— Китайцы построили храмы дивной красоты, — рассказывал Сахрак. — А ремесленники их так искусны, недаром китайцы говорят: «Мудрец, который все видел, не стоит человека, который сделал одну вещь своими руками». Показывали мне чашу из слоновой кости. Такого чуда у нас не сделают. На ней тончайшая резьба, мелкая и ажурная. А когда рассмотришь, так увидишь там дворец с садом, диковинных зверей и птиц, а также людей. Эту чудесную чашу делало три поколения резчиков — целых сто лет.

— Мне хотелось бы иметь такую чашу, — сказал Деваштич. — Привези мне ее!

— Я не знал, что это будет угодно моему господину, — ответил с поклоном Сахрак. — Я привез чернолаковую посуду с райскими птицами.

И он развернул платок, в котором были уложены великолепные чаши. Одни были украшены райскими птицами, другие расписаны цветами яблони. На сверкающем черном лаке пестрые птицы были как живые. Деваштичу очень понравилась расписная деревянная посуда.