Чтобы успешнее отстаивать идею коридора Авгу, нужно было покончить с вопросом о воздушном мосте, в частности очернить возможность использования аэропорта Аннабел, который к этому времени уже называли его настоящим именем — Ули. Что и было должным образом проделано. Джордж Томсон отозвался об Ули, как о «покрытой травой ухабистой полосе».    Кроме господина Киркли, буквально в миле от Уайтхолла было очень много журналистов, которые могли бы засвидетельствовать, что Ули это вовсе не «покрытая травой ухабистая полоса»,    и может принимать тяжелые самолеты. Их опыт не потребовался, и когда в Министерство по делам Содружества были направлены точные технические характеристики аэропорта в Ули, от них поспешно и ловко отмахнулись.

Взлетно-посадочная полоса Ули в длину имеет 1828,8 метров, что вдвое длиннее полосы в Энугу и составляет почти половину полосы Порт-Харкорта. Она имеет 22,86 метров в ширину, чуть меньше, чем хотелось бы летчику, но достаточно для большинства типов шасси. Допустимая нагрузка на полосу равняется 75 тоннам. Этот аэродром был построен тем же самым биафрцем, который до Независимости был ведущим инженером проекта сооружения взлетно-посадочных полос международных аэропортов Лагоса и Кано.

Тем не менее, кампания, проводимая британским правительством, подействовала, и миллионы обманутых британцев полагали, что полковник Оджукву при любых условиях отказался от сухопутного коридора, а следовательно он ответствен за все те смерти, которые еще будут в Биафре.

На самом же деле, Оджукву никогда, ни в прямой, ни в косвенной форме, не получал от нигерийцев никаких формальных предложений об установлении коридора Авгу. После пресс-конференции господина Арикпо, окончательно сбившей всех с толку, все дело было предано забвению. На встрече с нигерийцами в Ниамее биафрцы снова вспомнили об этом коридоре, но когда были выслушаны доводы сторон в пользу различных альтернативных вариантов, нигерийцы поняли, что даже если принимать в расчет только саму по себе осуществимость того или иного проекта, то предложения биафрцев и здесь были гораздо лучше. Тогда они полностью пошли на попятный и заявили биафрцам, что решили уморить их голодом. Все это более подробно описано в последней главе.

Однако, возвратившийся из Ниамея в Лагос глава нигерийской делегации на переговорах, господин Элисон Айида дал интервью газете «Обсервер»,    которая 28 июля 1968 года опубликовала следующее: «По заявлению господина Айида биафрцы были готовы согласиться на наземный коридор, даже не получив согласия на их собственную просьбу о дневном воздушном коридоре в Биафру: при условии, что охраняться этот коридор будет международными полицейскими силами».  

После того как представитель Нигерии в Ниамее так ясно, раз и навсегда, высказал намерение своего правительства, любая реальная надежда на достижение соглашения о том, чтобы на самолетах, грузовиках или кораблях перевезти в Биафру продовольствие, была окончательно похоронена. Трудно понять почему вообще в таком случае была такая суета вокруг переговоров о сухопутном коридоре. Единственным способом доставки продовольствия оставались ночные полеты, а это, во всяком случае с технической точки зрения, прорывало блокаду. Поняли это только Церкви, и безо всякой рекламы или шумихи спокойно перевозили на самолетах столько продовольствия, сколько могли. К этому времени каждая из церковных организаций купила свои собственные самолеты, но Уортон все еще держал их под своим контролем, поэтому церкви хотели начать действовать самостоятельно.

Трудность заключалась в том, что сам Уортон не принимал и мысли о том, что потеряет монополию на полеты в Биафру. Церкви не могли нанять собственных пилотов и технический персонал, чтобы начать самостоятельные полеты еще и потому, что только пилоты Уортона знали жизненно важные опознавательные посадочные сигналы, которыми дружественные самолеты обозначали себя контрольной башне Ули.