В своей речи Порция говорит о том, что милосердие стоит выше правосудия, и это не может не радовать слух, но в практическом плане ее слова обязывают Шейлока проявить больше милосердия, чем другие люди проявляют по отношению к нему. Видя, что Шейлок не пойдет на это, Порция возвращается к принципу «око за око» и даже не останавливается на этом. Действительно, без милосердия пьеса тоже не обходится: Антонио, оказавшись на краю гибели, сумел растерять былую мстительность, и Шейлок остался в живых, хотя остается вопрос, как он будет влачить дальше свое существование.

С Шейлока, однако, нужно снять обвинение в стяжательстве. Ему предлагают в три раза больше денег, чем сумма долга, чтобы выкупить у него этот фунт мяса, но он отказывается. Он, таким образом, нарушает законы деловой практики (прибыль превыше всего) и законы Моисея о выкупе залога и предпочитает всему месть. Джеймс Бачан, анализируя «Венецианского купца» в книге «Замороженное желание» — превосходном труде о природе денег, отмечает: «В тот самый момент, когда Шейлоку показалось, что дело выиграно, он становится жертвой того насилия, которое деньги были призваны заменить собой. Этот момент очень важен. Фунт мяса не может обладать залоговой ценностью, ибо его нельзя изъять и обратить в деньги… Это безумная и первобытная расплата… при которой деньги не компенсируют оскорбление, нанесенное телу. Мы имеем дело не с деньгами, „связанными с кровью“, а просто с кровью, заменяющей деньги, становящейся деньгами».

Имеются два противоядия, способные остановить бесконечную карусель мести. Одно из них — суды общего права, которые призваны взвешивать, оценивать и разрешать проблемы, возникающие между должниками и кредиторами, самым справедливым и устраивающим обе стороны путем. Получается у них это или нет — совсем другой вопрос, но в теории они именно для этого и предназначены.

Другое противоядие носит более радикальный характер. Говорят, что Нельсон Мандела перенес множество испытаний, но, выходя из тюрьмы, куда его бросили власти ЮАР во времена апартеида, он сказал самому себе, что должен простить всех, кто причинил ему зло, еще до того, как дойдет до ворот тюрьмы, иначе ему никогда не обрести свободы. Почему? Потому что он будет прикован к ним всем цепями мести. Он и они будут Тенями друг друга, сиамскими близнецами. Другими словами, противоядием от мести является не справедливость, а прощение. «Сколько раз прощать?» — спросил Иисуса Петр. «Не говорю тебе: „до семи“, но до седмижды семидесяти раз», — был ответ. Поэтому Порция, в принципе, была права, но сама не смогла последовать своему призыву.

Законы ислама позволяют членам семьи убитого участвовать в казни убийцы. При желании они могут его помиловать, причем такое решение считается благородным и освобождающим их от чувства гнева и мстительности. Есть множество других примеров культур, которые не требуют платить жизнью за жизнь. Одна из групп аборигенов Северной Америки лишь в 2005 году приняла «Манифест о прощении» Соединенных Штатов. (Если бы они перечисляли в нем все прощаемые обиды, список получился бы очень длинным.) Я полагаю, у всех на памяти удивительный процесс примирения, который идет после завершения практики апартеида в Южной Африке. Вы можете подумать, что все эти рассуждения о прощении — всего лишь сентиментальные идеалистические бредни людей, верящих в красивые сказки, но если прощение делается искренне и искренне принимается, что в равной мере сделать очень трудно, то человек действительно испытывает чувство облегчения и освобождения. Как мы уже отмечали, жажда мести — это тяжелая цепь, а сама месть порождает цепную реакцию. Прощение эту цепь разрывает.

Теперь переведем дыхание, закроем глаза и попытаемся сделать следующее упражнение из разряда «что было бы, если бы» в приложении к истории.