Не сказав о том никому, он вооружился кинжалом и рано утром отправился в город, прямо к дому Помпония, где велел привратнику доложить трибуну, что он имеет надобность немедленно переговорить с ним. Помпоний, еще лежавший в постели, тотчас же позвал молодого человека к себе, рассчитывая, что раздраженный сын принес новые данные для обвинения Манлия. Но как только они остались одни, Тит вынул из-под платья кинжал, кинулся на трибуна и грозил заколоть его на месте, если он не поклянется, что никогда больше не возбудит в народном собрании обвинения против его отца. Помпоний дал клятву и потом публично заявил, что насильственный поступок молодого Манлия заставил его оставить дело без дальнейшего хода. Народу же этот поступок понравился до такой степени, что он не только не стал преследовать ненавистного отца, но на следующих выборах избрал сына военным трибуном.

Поединок Т. Манлия, по всей вероятности, относится к 361 г., когда большое галльское войско пробралось до реки Анио, и испуганные римляне выслали против него диктатора, Т. Квинеция Пенна. Галлы расположились лагерем на северном берегу реки, римляне – на южном; их разделял мост, сломать который не решалась ни та ни другая сторона, чтобы не навлечь на себя подозрения в боязни. Из-за обладания этим мостом не раз происходили у них стычки. Однажды взошел на него галл исполинского роста и закричал римлянам: «Кто у вас там храбрее всех, выходи на поединок со мной! Пусть исход его покажет, какой народ искуснее в битве!» Знатнейшие юноши в римском лагере молчали, потому что стыдились отклонить от себя этот вызов, а между тем каждый из них сознавал опасность такого боя. Тогда Т. Манлий, находившийся в аванпостах, отправился к диктатору и сказал: «Без твоего разрешения, полководец, я не осмелился бы выйти из фронта на поединок даже в том случае, если бы был совершенно уверен в победе; но коли ты позволишь, то я покажу этому дерзкому чудовищу, что веду свой род от человека, сбросившего с Тарпейской скалы целый отряд галлов». Диктатор отвечал: «Сохрани в себе навсегда, Т. Манлий, это мужество, точно так же, как твою любовь к отцу и отечеству! Ступай и, с благословения богов, докажи непобедимость римского народа».

Друзья вооружили юношу. Он взял щит одного пехотинца, опоясался коротким испанским мечом и вышел навстречу хвастуну, который даже высовывал язык в виде насмешки. Оба войска смотрели на своих бойцов со страхом и надеждой. Великан стоял смело и самоуверенно в своей яркой одежде, сверкая золотым оружием и драгоценными украшениями; римлянин приблизился к нему спокойно, проникнутый мужеством и безмолвным негодованием, в простом, но удобном вооружении. Для начала боя галл, держа щит на далеком расстоянии от себя, шумно ударил длинным мечом по оружию противника. Но римлянин не растерялся: он в ту же минуту подскочил очень близко к великану, прижался к нему всем телом, предварительно оттолкнув снизу его щит своим, и, поставленный этой близостью вне всякой опасности быть раненым, несколько раз вонзил свой короткий меч в живот противника. Великан захрипел и упал мертвый. Над трупом Т. Манлий не позволил себе никаких поруганий; он только снял с его шеи цепь и надел на себя, несмотря на то, что она была вся в крови.

Галлы точно окаменели от испуга и изумления; римляне же радостно поспешили к своему герою и с громкими поздравлениями и хвалами привели его к диктатору. В шутливых, безыскусных песнях, слагающихся обыкновенно солдатами в подобных случаях, стало попадаться теперь и прозвище Torquatus, т.