Изменить размер шрифта - +
Что-то в реальной Римской империи присутствовало, чего-то катастрофически не хватало. Этим можно объяснить одновременное блестящее развитие и перманентные гражданские войны, блестящие внешние победы и кризис экономики, одновременный рост и загнивание, а в результате — фатальное разрушение.

Если принять гипотезу создания мирового государства в форме Мировой империи, то меняется весь взгляд на историю. С этой точки зрения отпадает вопрос, мучающий потомков: справедливые или несправедливые войны вела страна, имел право Рим разрушать Карфаген или нет? Рассматривая гипотезу о неизбежности создания Мировой империи, завоевание Карфагена Римом было предрешено. Попытка создание Мировой державы — это следование своего рода инстинкту, арете, заложенная изначально программа развития. При создании Мировой империи мы можем говорить лишь о выбранных средствах — они бывают более или менее гуманными или неоправданно жестокими.

Толерантность по отношению к различным обычаям и религиям, несомненная привлекательность Римской империи в глазах других народов, предоставление ограниченного самоуправления в сочетании с централизованным руководством — все это были элементы той сложной структуры, которая претендовала стать именно Мировой империей.

Эти слова Вергилия могут служить руководством для Мировой державы и по сей день.

То, что рассматривалось историками как безумие, пример неуемности людского честолюбия — всего лишь своего рода «проба пера», пренебрежение объективными факторами ради одного — арете, ради осуществления предназначения.

Вопрос о коммунизме и фашизме с этой точки зрения приобретает также иное звучание. И фашизм, и коммунизм (сталинизм) призваны обеспечить создание Мировой империи. Поскольку Мировая империя исключает тоталитарную форму правления (диктатура автоматически приведет к застою и деградации) и требует совершенной системы управления с многочисленными отрицательными обратными связями, то мы увидим коммунизм и фашизм как некую агонию империй, упустивших свой шанс стать Мировой державой, но не утративших своего арете. Возрождение идеологии «державности» в переживающей глубокий кризис России — это закономерное явление для страны, утратившей внезапно, причем явно на подъеме (имеется в виду экономический накануне Первой мировой войны) свои перспективы, но не утратившей арете. Но послевкусие арете еще долго может вводить в заблуждение.

В этой главе не ставится задача доказать преимущества империи над федерацией. Речь идет лишь о том: если появление одного государства во главе мирового сообщества неизбежно, то каковы должны быть взаимоотношения такого лидера и остальных стран, как примирить первую статью Декларации прав человека о том, что все люди равны в своем достоинстве и правах с доминированием могущественного лидера. И как заставить этого лидера считаться с правами и приоритетами других народов? Пока на этот вопрос нет ответа. Попытки доказать, что тот или иной народ лучше справится с ролью мирового лидера и сумеет осчастливить остальных плодами своей культуры, выглядят достаточно спекулятивно. Пока что мы можем достаточно уверенно утверждать лишь одно: имперская политика и права человека постоянно входят в противоречие.

История Рима представляет собой сплошное искушение. Она столь многообразна, столь выпукла, столь ярка, изобилует таким обилием примеров, что непременно провоцирует на создание какой-нибудь исторической концепции. Многим покажется эта глава неожиданной и странной. Казалось бы, вся книга посвящена прославлению республики, а в итоге автор начинает доказывать, что цель исторического процесса — создание Мировой империи. Но тут нет противоречия. Мировая империя должна непременно иметь демократический фундамент, иначе ее ждет судьба Рима.

 

«Рим был взят и разграблен варварами; его улицы заросли травой, на его форумах паслись коровы; храмы и дворцы превратились в развалины, но в мучительном грохоте средневековой военной возни, среди бестолковой раздробленности феодального мира глаза людей неизменно обращались к этому былому средоточию земного могущества.

Быстрый переход