|
Для предупреждения гибельных пожаров чиновники воинские летом ежедневно объезжали город, чтобы везде, по изготовлении кушанья, гасить огонь. Москва — то есть Кремль, Китай, Царев, или Белый город, новый деревянный, Замоскворечье и Дворцовые слободы за Яузою — имели тогда в окружности более двадцати верст. В Кремле считалось 35 каменных церквей, а всех в столице более четырех сот, кроме приделов: колоколов же не менее пяти тысяч — «в часы праздничного звона (пишут иноземцы) люди не могли в разговоре слышать друг друга». Главный колокол, весом в 1000 пуд, висел на деревянной колокольне среди Кремлевской площади: в него звонили, когда Царь ехал в дальний путь или возвращался в столицу, или принимал знаменитых иноземцев. Китай-город, обведенный кирпичною, небеленою стеною, и соединяемый с Замоскворечьем мостами, деревянным, или живым , и каменным , всего более украшался великолепною Готическою церковию Василия Блаженного и Гостиным двором, разделенным на 20 особенных рядов: в одном продавались шелковые ткани, в другом сукна, в третьем серебро, и проч. На Красной площади лежали две огромные пушки. В сей части города находились домы многих Бояр, знатных сановников, Дворян, именитых купцев и богатый арсенал, или Пушечный двор; в Белом городе (названном так от выбеленных стен) Литейный двор (на берегу Неглинной), Посольский, Литовский, Арменский, площади Конская и Сенная, мясной ряд, домы Детей Боярских, людей приказных и купцев; а в деревянном городе, или Скородоме (то есть наскоро выстроенном в 1591 году) жили мещане и ремесленники. Вокруг зданий зеленелись рощи, сады, огороды, луга; у самого дворца косили сено, и три сада Государевы занимали немалое пространство в Кремле. Мельницы — одна на устье Неглинной, другие на Яузе — представляли картину сельскую. Немецкая Слобода не принадлежала к городу, ни Красное Село, где обитали семьсот ремесленников и торгашей, для коих готовила Судьба, к несчастию Борисова семейства, столь важное действие в нашей истории!
В Иоанново и Феодорово Царствование древние обычаи народные, вероятно, мало изменились; но в современных известиях находим некоторые новые подробности относительно к сему любопытному для нас предмету. Годунов, столь хитрый, столь властолюбивый, не мог или не хотел искоренить местничества Бояр и сановников, которое доходило до крайности непонятной, так что ни одно назначение Воевод, ни одно распределение чиновников для придворной службы в дни торжественные не обходилось без распри и суда. Скажем пример: Москва (в 1591 году) уже слышала топот Ханских коней, а Воеводы еще спорили о старейшинстве и не шли к местам своим. Из любви к мнимой чести не боялись бесчестия истинного: ибо жалобщиков неправых наказывали даже телесно, иногда и без суда: Князя Гвоздева (в 1589 году) за местничество с Князьями Одоевскими высекли батогами и выдали им головою , то есть велели ему уничиженно молить их о прощении. Князя Борятинского за спор с Шереметевым посадили на три дни в темницу: он не смирился; вышел из темницы и не поехал на службу. Чем изъясняется сия странность? Отчасти гордостию, которая естественна человеку и во всяких гражданских обстоятельствах ищет себе предмета; отчасти самою политикою Царей: ибо местничеством жило честолюбие, нужное и в Монархии неограниченной для ревностной службы отечеству. Нет обыкновения, нет предрассудка совершенно бессмысленного в своем начале, хотя вред и превосходит иногда пользу в действии сих вековых обычаев. Годунов же мог иметь и цель особенную, следуя известному злому правилу: раздором властвуй . Сии всегдашие местничества питали взаимную ненависть между знатнейшими родами, Мстиславскими и Шуйскими, Глинскими и Трубецкими, Шереметевыми и Сабуровыми, Куракиными и Шестуновыми. Они враждовали: Борис господствовал! Но споры о местах не нарушали благочиния на собраниях двора: все утихало, когда Царь являлся в величии разительном для послов иноземных. «Закрыв глаза, пишут очевидцы, всякий сказал бы, что дворец пуст. |
