Ничто не могло смягчить сердца сородичей. Они забрали весь скот и двинулись всем родом вниз по реке Онон. Желающих отстаивать справедливость не было. Только верный памяти Есугея Хонхотанский Чарха-ебуген бросился в погоню, чтобы уговорить Таргутай-Кирилтуха и Тодоен-Гиртая, но ничего не добился, напротив, слова его были восприняты с ненавистью, и сам он вернулся назад с тяжелыми ранами. Чарха-ебуген едва вернулся домой. Когда его приехал навестить Темуджин, он, показав на раны, сказал: «Я подвергся такой напасти, уговаривая людей, когда те откочевали, захватив с собою весь наш улус, улус собранный твоим благородным родителем». Девятилетнему (или тринадцатилетнему?) главе семьи оставалось только заплакать от обиды и горя. Но мать его решила не сдаваться. Она, конечно, не могла собрать вокруг себя всех, но кого-то ей удалось уговорить. Люди испытывали чувство стыда, что не взяли с собой Оулэн, но когда, очевидно, речь зашла не просто о защите Оэлун, а о ее надеждах вернуть себе власть в улусе и уже разделенное богатство Есугея, вернувшиеся вскоре снова ее бросили, теперь уже насовсем. Так что Оэлун пришлось думать, как выжить, когда нет средств к существованию и сильных мужских рук. Описывая в стихах эти тяжелые дни Оэлун, Сказание сообщает рецепт выживания: своих детей женщина кормила дикими травами, черемухой, яблоками-дичками, кореньями судуна и кичигана, луком да чесноком. Сами старшие мальчики научились ловить рыбу, чем и занимались, пополняя более чем скудный рацион. Между мальчиками согласия не было: Темуджин и Хасар были сыновьями Оэлун, а Бельтугай и Бектер сыновьями Учжин. Не удивительно, что между ними постоянно возникали ссоры. Одна ссора стала роковой.

«Таким-то образом, — повествует Сказание, — сидели однажды на берегу Онона Темучжин, Хасар, Бектер и Бельгутай. И вот на один из закинутых крючьев попалась блестящая рыбка-сохосун. Бектер с Бельгутаем отняли ее у Темучжина с Хасаром. Те пошли домой и стали жаловаться матери, Учжин-эхе: „Братья Бектер с Бельгутаем насильно отобрали у нас блестящую рыбку, которая клюнула на крюк“.

„Ах, что мне с вами делать? — говорит им мать Учжин-эхе. — Что это так неладно живете вы со своими братьями! Ведь у нас, как говорится, нет друзей, кроме своих теней, нет хлыста, кроме скотского хвоста. Нам надо думать о том, как бы отплатить за обиду Тайчиудским братьям, а вы в это время так же не согласны между собою, как некогда пятеро сыновей праматери вашей Алан-эхэ. Не смейте так поступать!“

Не по вкусу пришлись эти слова Темучжину с Хасаром, и стали они роптать: „Ведь совсем недавно они точно таким же образом отняли у нас жаворонка, подстреленного детской стрелой-годоли, а теперь вот опять отняли! Как же нам быть в согласии?“ И, хлопнув дверью, они поспешно ушли. Бектер в это время стерег на холме девять соловых меринов. Темучжин подкрался к нему сзади, а Хасар — спереди. Когда они приблизились, держа наготове свои стрелы, Бектер обратился к ним с такими словами: „Думаете ли вы о том, с чьей помощью можно исполнить непосильную для вас месть за обиды, нанесенные Тайчиудскими братьями? Зачем вы смотрите на меня, будто я у вас ресница в глазу иль заноза в зубах. Чего же стоят такие рассуждения, когда у нас нет друзей, кроме своих теней, нет хлыста, кроме скотского хвоста. Не разоряйте же моего очага, не губите Бельгутая!“ С этими словами он покорно присел на корточки. Темучжин же с Хасаром тут же в упор пронзили его выстрелами спереди и сзади и ушли.

Как только они вернулись домой, мать-Учжин сразу же поняла все по лицам обоих своих сыновей: „Душегубцы! — сказала она. — Недаром этот вот яростно из утробы моей появился на свет, сжимая в руке своей комок запекшейся крови!“».

По закону рода малолетний убийца должен был теперь понести наказание. Кто-то успел сообщить о случившемся новым властителям улуса — тем самым Тайчиудским братьям.