Древние византийские историки  для объяснения дела рассказывали о таком поступке Фотия, который навлек на него гнев Василия; именно, они утверждали, что Фотий лишил императора св. причастия, когда этот последний пришел в Софийский храм по убиении Михаила. Но по новейшим исследованиям, основанным на самых точных данных, оказывается, что такого факта совсем не было.  Рассказ принадлежит к области вымыслов. Чем же, спрашивается, руководился император, низвергая Фотия с престола и возводя на него вместо Фотия — Игнатия? Побуждений к подобному образу действий могло быть несколько. Прежде всего, новому императору, достигшему царской власти путем узурпации и преступления, для приобретения себе популярности в народе нужно было ознаменовать себя таким действием, которое произвело бы приятное впечатление в большей части византийского общества. А таким действием и было восстановление Игнатия на место Фотия. Нет никакого сомнения, что имя Игнатия было почитаемо в массах простого народа: Игнатий был царского рода, был страдальцем за веру при иконоборце Льве Армянине, отличался действительным благочестием, стоял во главе монашества того времени, монашества, которое пользовалось уважением в низших классах народа; наконец, недавние страдания Игнатия в царствование Михаила III у всех еще были в свежей памяти. Все это вместе окружало личность Игнатия в глазах народа особым ореолом истинной святости и мученичества. Что Игнатий пользовался большим почтением в народе, этого не мог не знать Василий Македонянин. Даже Михаил III, который недостаточно вникал в ход государственных дел, отдаваясь своим страстям и прихотям, — и тот знал, что Игнатий популярен в массах народа. Никита Пафлагонянин приписывает следующие слова Михаилу, сказанные им под шум винных паров: «Мой патриарх — это Феофил, патриарх Варды — Фотий, патриарх верующих (т. е. простого народа. — А. Л.) — Игнатий». Это значит, что как Фотий, человек в высшей степени ученый, друг просвещения, обладавший тонким политическим умом, был в большом почтении в высших слоях общества (например, у Варды), был любим образованным духовенством и учеными мужами, так, напротив, Игнатий был популярен в простом народе Византийского государства. Василий, сделавшись императором, захотел сделать нечто угодное народу, имея в виду через то привязать к себе массы, возводит на патриаршую кафедру Игнатия и низвергает с нее Фотия. Есть свидетельство, прямо подтверждающее, что Василий, поступая так, делал именно то, чего хотел народ. Разумеется, для Василия Фотий притом же мог представляться человеком подозрительным, так как симпатии Фотия, человека просвещенного, клонились не на сторону Василия, человека непросвещенного, а на сторону Михаила и Варды, которые, при всех их недостатках, высоко ценили в Фотии его ученость и образованность. Правда, этих лиц уже не было в живых, но император справедливо мог полагать, что у патриарха должно было остаться чувство сожаления о прошедшем, чувство, которое не могло быть приятно новому императору. Вообще для Василия Македонянина было очень выгодно показать, что при нем дела пойдут по–новому, что его всецело занимает мысль о переменах к лучшему… Были и другие побуждения, склонившие Василия к низвержению Фотия. Пока был на патриаршей кафедре Фотий, нельзя было думать о связях с западными государями. Папа был так враждебно настроен против Фотия, что, не помирившись с римским епископом, невозможно было завязывать каких–либо сношений с западными государями: влияние папы на этих последних тогда было уже значительно. Во всяком случае, несомненный факт, что Василий, тотчас по вступлении на престол, входит в близкие сношения с римским епископом, льстит его самолюбию, вообще, по каким бы то ни было соображениям, всеми мерами старается быть В ладах с Римом.