Он не заметил выцветших зеленых ворот, заросших крапивой и дягилем. Он все ехал и ехал под каштановым пологом, и вдруг прямо перед ним оказался большой каменный дом.

– Это вы заехали в Лахардан, – сказала миссис Райал. – А девушку зовут Люси Голт.

Девушка, которая вышла из дома, не назвала своего имени. Женщина, которая расстелила на складном столе скатерть, в полном молчании расставила чашки и блюдца, а затем принесла молочник и чайник, ржаной хлеб, масло и медовые соты. У нее был большой деревянный поднос с чуть завернутыми вверх краями по кругу и с белыми фарфоровыми ручками.

Когда разлили чай, женщина вернулась, чтобы посмотреть, всего ли хватает, а потом еще раз: принесла сдобные булочки с изюмом.

– С IF-19 проблем не было? – спросил мистер Райал, и Ральф ответил, что с одолженной на вторую половину дня машиной не знал никаких забот.

– Очень мило с вашей стороны, – повторил он, уже во второй раз за сегодняшний вечер.

– Надо же вам как-то отдыхать от мальчишек.

Мистер Райал дал объявление о том, что подыскивает на летние месяцы репетитора для двоих своих сыновей, ибо, если судить по оценкам, с которыми те закончили подготовительную школу, подтягивать их нужно было по всем предметам сразу. И Ральф, чьи планы, как на лето, так и вообще на всю последующую жизнь, были неопределенными, перебрался в квартиру, расположенную прямо над «Банком Ирландии», интересы которого в Инниселе представлял мистер Райал.

Невысокий и худощавый, с опрятными усиками, тот являл собой полную противоположность жене. Миссис Райал давно махнула рукой на собственные габариты, себе ни в чем не отказывала и не склонна была осуждать других людей: широта ее души словно бы сама собой предполагала телесное обилие и размашистость жестов. Сыновья у нее росли шалопаями, но и на сей счет она ничуть не переживала. Переживать – это по мужниной части, говаривала она, смутно намекая на то, что муж находит в переживаниях некую ему одному понятную радость.

Было половина десятого, в богато обставленной гостиной Райалов сгущалась полумгла. Объемистый сервант повторял мучительные изгибы столь же грандиозного комода. Комплект стульев строго соответствовал по-королевски изысканным, с обивкой в розовый цветочек, дивану и креслам. Цветы на обоях перекликались с рисунком на дамаскиновых портьерах, которые были раздвинуты по сторонам, оставляя место тюлю. В дневное время суток верхние оконные панели закрывали синие сборные шторы с кистями.

На большом, из красного дерева столе был накрыт поздний ужин: в доме у миссис Райал никто не оставался голодным, вне зависимости от того, что показывали стрелки на часах. Масляную лампу с регулируемой высотой над столом зажигать не стали, но под лампой Ральфа ждали крекеры с кремом, сыр, кекс и сухое печенье. Мальчиков отправили по постелям час назад, и в чашках на столе остывали опивки какао.

– Вам, должно быть, никто не объяснил, – сказала миссис Райал, – что случилось в Лахардане.

Светловолосый, голубоглазый, с угловатыми, но приятными на свой собственный лад чертами лица, Ральф выслушал в пересказе Райалов всю историю с начала до конца, в двух регистрах: мистер Райал был точен и придерживался фактов, миссис Райал по мере необходимости педалировала эмоциональные обертоны.

– В городе до сих пор об этом говорят, – добавил мистер Райал, когда в рассказе сама собой возникла пауза.

Миссис Райал подтвердила сказанное, размазывая крем по крекеру.

– Я слышала, она прямо-таки красавицей выросла, – сказала она.

Когда Люси Голт улыбнулась, на щеке у нее возникла ямочка, и оттого улыбка вышла озорной. На переносице у нее были веснушки, глаза – бледно-лазоревые, а волосы – светлые, как пшеница. Этот образ всю обратную дорогу был вместе с Ральфом в салоне автомобиля и снова воскрес теперь, пока он слушал продолжение истории.