|
Он приходился родственником учителю Тыссу и держался запросто в учительской компании. Это делало его в моих глазах чем-то высшим, чем мы, бедняги – ученики в застегнутых мундирах, с вечной опаской перед начальством. Встретив меня у одинокого фонаря на углу, Авдиев остановился и сказал:
– А! Это вы. Хотите ко мне пить чай? Вот, кстати, познакомьтесь: Жданов, ваш будущий товарищ, если только не срежется на экзамене, – что, однако, весьма вероятно. Мы вам споем малорусскую песню. Чи може ви наших пiсень цураетесь? – спросил он по – малорусски. – А коли не цураетесь, – идем.
Вечер весь прошел в пении. У Авдиева был глубокий и свободный баритон. Жданов подтягивал небольшой, но приятной октавой. Я сидел у открытого окна и слушал. В окно виднелся пруд, острое, тополи и замок. Над дальними камышами, почти еще не светя, подымалась во мгле задумчивая красная луна, а небольшая комната, освещенная мягким светом лампы, вся звенела мечтательной, красивой тоской украинской песни. Никогда впоследствии я не испытывал таких сильных ощущений от пения, как в подобные вечера у Авдиева. После двух – трех знакомых песен Авдиев сказал:
– Ну, Жданов, – теперь давайте ту, новую…
И, взяв тон, он запел песню «про бурлаку».
Бурлак робить заробляе, А хозяин пье, гуляе.
Гей – гей! Яром за товаром, Та горами за полами… Тяжко жити з ворогами[116 - Бурлак робить, заробляе и т. д. – украинская народная песня.].
Несомненно, в песне есть свои краски и формы. Нужно только, чтобы в центре стал ясный образ, а уже за ним в туманные глубины воображения, в бесконечную даль непознанного, неведомого в природе и жизни, потянутся свои живые отголоски и будут уходить, дрожа, вспыхивая, плача, угасая. Я живо помню, как в этот вечер в замирающих тонах глубокого голоса Авдиева, когда я закрывал глаза или глядел на смутную гладь камышей, мне виделась степь, залитая мечтательным сиянием, колышущаяся буйной травой, изрезанная молчаливыми ярами. А басовая октава Жданова расстилалась под изгибами высокого и светлого баритона, как ночные тени в этих ярах и долинах… И среди этой озаренной степи стоял и оглядывался сиротина – бурлак и кричал: гей – гей! на затерявшихся волов и на свою одинокую долю…
Эта песня безотчетно понравилась мне тогда больше всех остальных. Авдиев своим чтением и пением вновь разбудил во мне украинский романтизм, и я опять чувствовал себя во власти этой поэтической дали степей и дали времен…
Гетьмани, гетьмаии! Як би то ви встали, Встали, подивились на той Чигирин, Що ви будували, де ви панували!..[117 - Гетьмани, гетьмани! Як би то ви встали и т. д. – Шевченко «Гайдамаки».]
……………………………………………..
У труби затрубили, У дзвони задзвонили, Вдарили з гармати… Знаменами, бунчуками Гетьмана укрили…[118 - У труби затрубили, У дзвони задзвонили и т. |
