– Ка – кой красивый, – сказала моя сестренка. И нам с братом он тоже очень понравился. Но мать, увидев его, отчего-то вдруг испугалась и торопливо пошла в кабинет… Когда отец вышел в гостиную, красивый офицер стоял у картины, на которой довольно грубо масляными красками была изображена фигура бородатого поляка, в красном кунтуше, с саблей на боку и гетманской булавой в руке.

Офицер поклонился, звякнул шпорами и, указывая на картину, спросил:

– Мазепа?[43 - Мазепа Иван Степанович (1644–1709) – украинский гетман. Во время Северной войны, когда шведские войска Карла XII вторглись на территорию Украины, открыто изменил Петру I и перешел на сторону шведов. После Полтавской битвы (1709) бежал вместе с Карлом в Турцию.]

– Нет, это Жолкевский[44 - Жолкевский Станислав (1547–1620) – польский гетман. Жестоко подавил (1596) казацкое восстание на Украине, вспыхнувшее под предводительством Наливайки и Лободы. В 1610 году предводительствовал войсками польских интервентов, вторгшихся в Россию.], – ответил отец.

– А – а, – протянул офицер с таким видом, как будто он одинаково не одобряет и Мазепу, и Жолкевского, а затем удалился с отцом в кабинет. Через четверть часа оба вышли оттуда и уселись в коляску. Мать и тетки осторожно, но с тревогой следили из окон за уезжавшими. Кажется, они боялись, что отца арестовали… А нам казалось странным, что такая красивая, чистенькая и приятная фигура может возбуждать тревогу…

Вечером отец рассказывал, что, когда они проезжали мимо тюрьмы, повстанцы, выглядывавшие в окна, тоже подумали, что «судью арестовали», и стали громко ругать жандарма…

Отец по должности принимал участие в комиссиях, в которых этот красивый офицер, с приятным, ласковым звоном шпор, был одним из самых свирепых членов. Другие чиновники, с местными связями, были мягче.

Однажды, вернувшись из заседания, отец рассказал матери, что один из «подозрительных» пришел еще до начала заседания и, бросив на стол только что полученное письмо, сказал с отчаянием:

– Я не защищаюсь более. Делайте, что хотите… Мой сын ушел в отряд и – убит…

Жандарма и прокурора еще не было. Отец, взглянув на остальных членов комиссии, отдал старику письмо и сказал официальным тоном.

– Заседание еще не открыто, а частные разговоры здесь неуместны.

Через несколько минут вошел жандарм, но старик уже овладел собой и спрятал письмо. Его личное дело окончилось благоприятно, и семья была спасена от конфискации имущества и разорения.

Казней в нашем городе, если не ошибаюсь, были три. Казнили так называемых жандармов – вешателей[45 - Жандармы-вешатели – исполнители распоряжений тайного центрального комитета, руководившего польским восстанием. Они захватывали и казнили тех лиц, в которых комитет усматривал врагов восстания.] и примкнувших к восстанию офицеров русской службы.

Я помню только одну. Казнили бывшего офицера, кажется, Стройновского[46 - …кажется. Стройновского. – По-видимому, это был не Стройновский, а Петр Хойновский – офицер генерального штаба. Хойновский принимал участие в подготовке польского восстания 1863 года.]. Он был молод, красив, недавно женился, и ему предстояла блестящая карьера. Он был взят на месте битвы, и – «закон был ясен»… Не знаю, стояла ли подпись отца в числе других под приговором, или нет, но никто не питал к нему по этому поводу никакой горечи.