Александр Дюма. История моих животных
I У МЕНЯ ЕСТЬ СОБАКА, У МЕНЯ БЫЛИ КУРЫ
Быть может, вы охотник? Быть может, у вас есть куры? Быть может, вашей охотничьей собаке случалось — когда она действовала с самыми лучшими намерениями и считала, что имеет дело с фазанами или куропатками, — душить ваших кур? Последнее предположение вполне допустимо и не содержит в себе ничего обидного, так что я осмеливаюсь его высказать. В таком случае вы, дорожа вашей собакой и вашими курами, должны были сожалеть о том, что не знаете способа наказать, не карая смертью, животное-куроубийцу. Убив свою собаку, вы не вернете к жизни кур; впрочем, в Писании сказано, что Господь желает раскаяния, а не смерти грешника. Вы заметите мне, что эта евангельская истина нисколько не выражает заботу Бога о собаках. Узнаю в этом ответе человеческую спесь. Я считаю, что Бог заботился не только о человеке, но и о всякой твари, какой он дал жизнь, от клеща до слона и от колибри до орла. Впрочем, я готов пойти на уступку вашей гордости, дорогой читатель, и скажу следующее: возможно, Бог создал особое искушение для собаки — животного, чей инстинкт ближе всего к человеческому разуму; возможно, мы даже рискнем предположить, что инстинкт некоторых собак развит более, чем разум некоторых людей. Вспомните прелестное высказывание Мишле: «Собаки — кандидаты в человеческий род». И если кто-нибудь станет с этим спорить, мы приведем доказательство: взбесившаяся собака кусается. Решив этот вопрос, приступим к нашему рассказу. У меня есть собака, у меня были куры. Вот что такое драматург, вот с каким мастерством он приступает к теме! «У меня есть собака, у меня были куры!» — в этой единственной фразе, в этих восьми словах заключена вся развязка драмы; более того, она объясняет нынешнее положение вещей. У меня есть собака, у меня она по-прежнему есть — следовательно, моя собака жива. У меня были куры, у меня больше их нет — следовательно, мои куры мертвы. Вы видите, если только обладаете способностью устанавливать соотношения, что, если бы даже я не сказал вам этого — возможно, несколько преждевременно, — вы из этой единственной фразы «У меня есть собака, у меня были куры» не только узнали бы, что моя собака жива и что мои куры умерли, но, по всей вероятности, могли бы догадаться: именно моя собака задушила моих кур. Итак, вся драма заключается в этих словах: «У меня есть собака, у меня были куры!» Если бы я мог надеяться быть избранным в Академию, то был бы уверен, по крайней мере, что в один прекрасный день мой преемник произнесет похвальное слово в мою честь, и, превознесенный каким-нибудь великим вельможей или великим поэтом будущего, каким-нибудь грядущим Ноаем или Вьенне, успокоился бы на этой фразе: «У меня есть собака, у меня были куры», убежденный, что содержащийся в ней замысел не пропадет для потомства. Но увы! Я никогда не попаду в Академию! И после моей смерти мой собрат никогда не произнесет похвального слова! Отсюда просто-напросто следует, что я должен сам похвалить себя при жизни. Известно ли вам, дорогие читатели, или же неизвестно, но в драматическом искусстве все зависит от подготовки. Познакомить читателя с персонажами — один из наиболее верных способов заставить его заинтересоваться ими. Слово «заставить» звучит резко, я это знаю, но оно профессиональное; надо всегда заставлять читателя заинтересоваться кем-либо или чем-либо. Однако существует множество способов добиться этого. Помните ли вы Вальтера Скотта, по отношению к которому мы начинаем проявлять себя достаточно неблагодарными? Возможно, нашу неблагодарность следовало бы вменить в вину не нам, а новым его переводчикам. |
