Еще одно предложение по той же Болотной площади. В 1941-м, в период самых жестоких налетов фашистской авиации на город, был уничтожен прямым попаданием зенитный расчет, располагавшийся у въезда на Каменный мост – последний огневой рубеж перед Кремлем. Уничтожен полностью. Одиннадцать бойцов… Предложение сводилось к тому, чтобы поставить на этом месте памятный знак с именами всех погибших. И жесткий ответ Комитета по культуре: „ИМ“ (надо понимать, защитникам Москвы) отведено место на Поклонной горе и еще есть знак в Крылатском. Вполне достаточно, иначе „ОНИ“ заполонят весь город: мы же не на кладбище! Комитет по культуре Москвы и те, кто отдал за город свою жизнь…

Это было удивительное и совершенно незнакомое ощущение. На чистеньких нарядных улицах Варшавы, так старавшейся оправдывать свое имя „восточного Парижа“, в толпе старательно следовавших европейской моде горожан, среди нарядных кафе-„кавярен“, охотно выставлявших теплым временам столики на тротуары, стены домов то тут, то там были высветлены „зничами“ – налитыми стеарином стеклянными лампадками с зажженными фитильками. Одни „зничи“ горели – значит, кто-то поправил их совсем недавно, другие гасли, и вместо пламени около них оставались самые скромные букетики цветов. Под простой надписью на дощечке: „Здесь такого-то числа такого-то года было убито столько-то человек“. Даже без имен. Просто дата и число. Память о тех, кому отказала в праве на жизнь немецкая оккупация. Так было через четверть века после окончания Второй мировой, так оставалось и спустя полвека.

Профессор Станислав Хербст, председатель Польской Ассоциации историков, облеченный всеми научными степенями и званиями, ловит мой удивленный взгляд – до этого он показывал мне дворец, где содержался в плену русский царь Василий Шуйский с братьями; на Новом Святе, в самом центре Варшавы. Объяснение профессора просто. Мы не можем вернуть человеку жизнь, но обязаны этой невозможностью заставить каждого живущего ценить существование каждого существа. И – быть внутренне готовыми к такому же исходу. Если возникнет необходимость: „Ведь они все хотели жить. Они все до конца не расставались с надеждой!“

А мы? Зная все имена? Зная все обстоятельства? Одна из служб МПВО находилась рядом, выходя окнами и на Болотную площадь, и на Софийскую набережную Москвы-реки. Заместитель командующего майор С.Н. Ершов оказался на месте гибели расчета через считаные минуты, подписал подробный рапорт и распорядился похоронить всех в разных местах. Может быть, из соображений секретности.

Решение об установке памятного знака зенитчикам в центре столицы не привлекло внимания журналистов. Краткое упоминание факта. Номер части – 7-я батарея 862-го зенитно-артиллерийского полка. Газета „Россия. Регионы“ одна из немногих отметила, что „необходимые для этого 5 млн. рублей выделит один из банков“. Как предполагается, Первый Республиканский банк.

Но ведь погибшие известны поименно, и среди них несколько москвичей. Может быть, вчерашних школьников из местных школ. А главное – почему „спонсором“ выступает банк, а не город, на этот раз именно бюджетные средства? Ведь люди погибли, защищая Москву, а пять миллионов – сумма, которую легко отпускают на каждый задуманный бюст.

И день гибели – 2 декабря. Когда судьба Москвы еще не была решена. Когда кольцо окружения продолжало стягиваться, а налеты с ошеломляющей педантичностью повторялись каждый день: с 22 часов вечера до 4 утра, и это не считая ассов-одиночек, которые прорывались сквозь воздушный оборонительный пояс круглые сутки, а одиннадцать человек несли бессменную вахту.