Опустив веки, Майяри развела дрожащие руки и нащупала под собой что то мягкое, но в то же время топорщащееся острыми углами. Голова взорвалась болью, когда она попыталась сопоставить ощущения, и девушка, застонав, свернулась клубочком. Из горла вырвался сухой кашель, грудь справа отозвалась глухой болью. Что с ней? Где она?

Через несколько минут неподвижного лежания боль и тошнота утихли, и Майяри осторожно потрогала своё лицо. В сравнении с холодными ладонями оно было обжигающе горячим; губы потрескались и болезненно ныли. Опустившись ниже, девушка погладила вспухшие участки горла и с трудом сглотнула. Но хуже всего была тянущая боль в груди.

Майяри наконец то вспомнила, что с ней произошло. Перед глазами мелькнула бурлящая поверхность ледяной реки, драконья морда, парень с зелёными глазами… или жёлтыми… Потом воспоминания стали совсем размытыми, и девушка уже не была уверена, что они ей не приснились. Перед глазами маячило улыбающееся добродушное лицо с жёлтыми глазами, окружёнными лучиками морщинок.

– Проснулась? – ласково спрашивало лицо. – Будешь кушать? Будешь. Давай, ешь. А то даже допрос не переживёшь.

Майяри почувствовала на языке сочный вкус жареного мяса и жадно вцепилась в него зубами.

– Похвальный аппетит, – без особого энтузиазма произнесло лицо, с досадой осматривая свой палец. – Водички?

Вода оказалась невероятно вкусной. Майяри почувствовала всепоглощающее расположение к лицу и прижалась к нему в поисках тепла. Если он её накормил и напоил, значит, может и согреть.

– Ох, господин, смотрите, какие птички ко мне жмутся!

На плечи Майяри лёг тяжёлый толстый плащ, и она блаженно зажмурилась, ощущая тепло, всё ещё хранимое мехом.

Майяри распахнула глаза. Плащ всё ещё был с ней. Кто то постелил его на кипу соломы и положил девушку на импровизированную постель. Впрочем, этим забота неведомого благодетеля и ограничилась. Майяри была в тюрьме.

Она находилась в довольно просторной камере, явно предназначенной для большего количества арестантов, одна. В каменных отсыревших стенах не было окон, но одну из стен, ту, которая выходила в коридор, заменяла толстая решётка. Через неё девушка видела другие камеры с такими же толстыми решётками, за которыми сидели обросшие и грязные мужики, а в одной из темниц и женщины весьма вульгарной наружности.

– О, смотрите! Новенькая очухалась, – к решётке камеры, что располагалась напротив, лицом прижался тощий оборотень с растрёпанной бородёнкой. – Чистенькая, – он с наслаждением втянул носом воздух.

Майяри затошнило ещё сильнее, но она всё же заставила себя сесть и осмотреться.

– Эй, краля! Не хочешь к нам? – к ней обратился высокий, нагловатой наружности оборотень. – Мы парни ласковые…

Его сокамерники глумливо загоготали. Женщины в соседней камере заинтересованно зашевелились и подались к решётке.

– Да зачем вам эта худосочная? – проворковала одна из них. – Сними с неё платье, и одни мослы останутся. Как вам это?

Она задрала платье и просунула между прутьев решётки длинную, несколько полноватую ногу в чёрном шерстяном чулке. Мужчины одобрительно загомонили, кто то в темнице, что находилась слева от камеры Майяри, попросил показать что нибудь ещё. Женщины расхохотались и в ответ показали кукиш. Одна, впрочем, всё же приспустила платье на груди, вызвав бурное одобрение и похотливые комплименты.

Майяри, словно не слыша их и не видя, осмотрела стены своего узилища и обнаружила потемневшие знаки. Место заключения магов, хаги и хаггаресов. Сухой смешок сорвался с её губ. Она могла бы выбраться и отсюда, но у неё не было никаких физических сил, чтобы встать и уйти. Голова опять закружилась.

– Чего разорались, курвы! – гаркнул кто то.

В коридоре загромыхала колесами тележка, и показались двое стражников.