Викан фыркнул и раздражённо добавил:

– А меня нет. Хотел в кого нибудь влюбиться, но вот не получается. Думал, с Майяри выйдет… – он умолк и опять вскинул голову, выискивая глазами луну.

Её половинчатый диск почему то был красно жёлтого оттенка, словно бы языки костра отразились и в нём.

– Я тогда позабавиться решил. Ну, после того, как ты велел мне разгребать последствия с теми хаггаресскими браслетами. Думал, подшучу над малышкой невестой, немного скуку развею. А она меня в окно вышвырнула, – глаза Викана взволнованно сверкнули, и Ранхаш впервые почувствовал, что брат может быть серьёзным соперником. Даже жуть обеспокоенно завозилась. – Такая яркая, сильная, упрямая, я бы сказал, несгибаемая. А во время боя, когда ты ещё вмешался, она почти пронзила моё сердце копьём. Ну, не в прямом смысле. Я был так взволнован, что даже понадеялся: вот она – девушка, которая возьмёт моё сердце. Просто посмотрит на него и хозяйственно приберёт к рукам. И ты знаешь, если бы у меня было чуть больше времени, то я бы, наверное, влюбился в неё. Но вот не успел, – брат неприязненно посмотрел на харена. – Хотя на какое то мгновение я почувствовал, что она всё же моя. И если бы я влюбился, то ты бы уже сделать ничего не смог. Я бы не отступил, убил бы, если бы потребовалось, но не отдал бы. Да я уже почти ликовал, веря, что обязательно попаду под её чары. Я и так рядом с ней всегда ощущал искренние и сильные эмоции. Это ли не предвестники того, что моя мечта близка к исполнению? И сейчас я очень разочарован.

Ранхаш слушал и вспоминал, каким он был в возрасте Викана. Собственные чувства заставляли его страдать. Он устал от этой боли и сознательно от неё отказался. Видимо, был слишком юн, чтобы осознать: внутренние переживания приносят не только боль. У Викана же было наоборот: чувства приносили ему наслаждение, и, утратив способность воспринимать их с прежней яркостью, он стал несчастен и начал гоняться просто за острыми ощущениями, по своей молодости не понимая, что некоторая боль способна убить.

Оказывается, они одинаковые. Открытие было подобно потрясению. Они с Виканом одинаково хладнокровны. Только Ранхаш осознанно дошёл до этого, а Викан всё ещё цепляется за маску весельчака и балагура, хотя собственный смех уже не отзывается внутри весельем.

– Поэтому я желаю тебе, Ранхаш, немного помучиться, – Викан тяжело посмотрел на брата. – В наказание, что ты бездумно отпирался от того, что не досталось мне, хотя я очень хотел. Даже сообразив, что влюбился, ты ведь хотел отказаться от неё. Я так завидую, что не могу тебя простить.

Прошептав что то ещё раздражённо себе под нос, Викан всё же забрался под одеяло и закрыл глаза.

– Ранхаш, если посмеешь смыться до нашего пробуждения, то всеми богами клянусь, что отобью у тебя Майяри, – пригрозил он напоследок. – Мы за эти трое суток ни разу не поспали. Майяри никуда не денется, мы обложили её со всех сторон. Она теперь на всю Салею знаменита, – и, душераздирающе зевнув, добавил: – Деды уже ждут её родственничков в гости, хотя ещё даже не знают, кто они. Всё образуется, так что тебе, наша снежная хайрени, печалиться не о чем.

Поворочавшись ещё немного, Викан затих и через несколько секунд засопел.

Странно, но после исповеди брата Ранхаш почувствовал себя спокойнее и с удивлением обнаружил, что всё это время стискивал кулаки. Подняв взгляд на небо, мужчина уставился на волчий месяц и на фоне его серебристо белого диска представил обеспокоенное лицо Майяри: девушка напряжённо осматривалась, словно бы не зная, куда направиться. В груди всё ещё набухала и пульсировала боль, и Ранхаш, склонив голову набок, чуть удивлённо протянул:

– Мне… повезло?

Глава 6.