Он словно догадался, что найдёт её в дверях, поднял также голову, но они даже не поздоровались. Встретив его взгляд, женщина отошла, оставляя двери открытыми. Комната, в которую вошёл за ней Доршак, была обширна, а за ней показывались дальние, обставленные дивными предметами, среди которых турецкие куфры, софы и низкие столы контрастировали со старыми стульями и тёмными шкафами.

Женщина, сложив руки на груди, упала на низкое сиденье. Доршак входил задумчивый.

– Я голодный как собака… и собаки тоже, должно быть, голодны, – сказал он ломаным русско-польским языком.

– Сейчас тебе дадут есть, – равнодушно ответила женщина и, повысив голос, крикнула:

– Татьяна!

Не скоро вкатилась толстая женщина в очень запущенном наряде и покрутила глазами.

– Есть! – крикнул Доршак, садясь за стол. – И света, живей.

Он разломил было уже печать и нетерпеливо пытался читать, но мрак не позволял; он бросил письмо на стол.

– Мечник человека с письмом прислал, – бормотал он, – что ему там в голову пришло, он всегда думает, что тут является паном. Ха! Ха!

– А кто же? – произнесла женщина.

Доршак рассмеялся и стукнул пальцем в грудь.

– Кто же, если не я! Кто тут шеей рискует столько лет, чтобы в этой дыре скрываться? Чёрта съест, если из моих рук её назад вырвет.

Женщина пожала плечами.

– Когда мне однажды даст эту весть, не выкурит меня так легко, – говорил, не обращая внимания, как бы себе, Доршак. – Если захочет, я вместе с письмом заплачу ему… но я не напрасно работал, чтобы другие пользовались. Где человек столько лет сидит и трудится, всё-таки должен выседеть себе собственность. Чего он от меня хочет… Женщина смотрела на говорящего, словно с сожалением, но ничего уже не говорила.

В это время женщина внесла свечу и поставила её на столе; Доршак схватил письмо, начал его читать, брови его стягивались, плюнул и бросил его снова на стол, начал ходить, потом взял письмо, дабы ещё раз прочитать, и повторно бросил его от себя, руки вложил в карманы, прохаживался хмурый.

– Но этого-то я не ожидал, – воскликнул он вдруг, останавливаясь перед женщиной, – ведь мечникова со всем двором едет в Гродек.

Он начал смеяться.

– Милостивый государь, забавная история! Баба-Ирод… Им кажется, что всех татар забрал с собой Кара Мустафа и что тут как у Бога за печью можно сидеть! Посмотрим…

– Но я их тут иметь не хочу, – добавил он, – и быстро выкурю, что даже охота у них заглядывать в моё хозяйство отпадёт.

Женщина слушала, молчащая, опёрлась на руку и посмотрела в окно, как если бы давно знала, что с ним ни серьёзно разговориться, ни образумить его не сумеет.

Чем дольше ходил и думал Доршак, тем казался сильней обуреваем возмущением и гневом. Его резкие движения и вся фигура утверждали, что он сдерживается только, дабы не взорваться.

Затем женщина принесла полотенце, большую миску и тарелку. Доршак поглядел только и бросился за стол, а собаки сидели с обеих сторон, смотряему в глаза. Прежде чем приступил к еде, он достал из шкафчика бутылку, выпил рюмку и поставил её перед собой. Как следствие волнения и напитка, лицо его раскраснелось. Он был страшным – женщина всякий раз, как на него смотрела, с отвращением отворачивала глаза…

– А ты ела? – спросил он женщину, обращая взгляд на неё.