В чем состояли эти старинные условия, мы не
знаем; знаем только то, что еще в 1220 году великий князь Юрий Всеволодович, собирая войско на болгар, велел ростовскому князю взять также и
полки устюжские; из этого известия можно только заключить о зависимости Устюга от ростовских князей.
Таковы были отношения Северной Руси к соседним народам в первую половину борьбы между Тверью и Москвою до смерти Димитрия тверского и Юрия
московского. Димитрию наследовал, как мы видели, брат его Александр Михайлович с ярлыком и на великое княжение, Юрию также брат – Иоанн
Данилович Калита, остальные братья которого – Александр, Афанасий, Борис – умерли еще при жизни Юрьевой. Калита, следовательно, княжил один в
Московской волости; как видно, он управлял Москвою гораздо прежде смерти Юрия, когда последний находился то в Орде, то в Новгороде; иначе он не
имел бы времени сблизиться с митрополитом Петром, ибо Юрий убит в 1325 году, а митрополит Петр умер в 1326. Еще в 1299 году митрополит Максим
оставил опустошенный Киев, где не мог найти безопасности, и переехал на жительство во Владимир. Последний город был столицею великих, или
сильнейших, князей только по имени, ибо каждый из них жил в своем наследственном городе; однако пребывание митрополита во Владимире при
тогдашнем значении и деятельности духовенства сообщало этому городу вид столицы более, чем предание и обычай.
После этого ясно, как важно было для какого нибудь города, стремившегося к первенству, чтоб митрополит утвердил в нем свое пребывание; это
необходимо давало ему вид столицы всея Руси, ибо единство последней поддерживалось в это время единым митрополитом, мало того, способствовало
его возрастанию и обогащению, ибо в него со всех сторон стекались лица, имевшие нужду до митрополита, как в средоточие церковного управления;
наконец, митрополит должен был действовать постоянно в пользу того князя, в городе которого имел пребывание, Калита умел приобресть расположение
митрополита Петра, так что этот святитель живал в Москве больше, чем в других местах, умер и погребен в ней.
Гроб святого мужа был для Москвы так же драгоценен, как и пребывание живого святителя: выбор Петра казался внушением божиим, и новый митрополит
Феогност уже не хотел оставить гроба и дома чудотворцева. Петр, увещевая Калиту построить в Москве каменную церковь Богоматери, говорил: «Если
меня, сын, послушаешься, храм Пречистой богородицы построишь, и меня упокоишь в своем городе, то и сам прославишься больше других князей, и
сыновья и внуки твои и город этот славен будет, святители станут в нем жить, и подчинит он себе все остальные города».
Другие князья хорошо видели важные последствия этого явления и сердились; но помочь было уже нельзя.
Но в то время, как московский князь утверждением у себя митрополичьего престола приобретал такие важные выгоды, Александр тверской необдуманным
поступком погубил себя и все княжество свое. В 1327 году приехал в Тверь ханский посол, именем Шевкал (Чолхан), или Щелкан, как его называют
наши летописи, двоюродный брат Узбека, и по обыкновению всех послов татарских позволял себе и людям своим всякого рода насилия. Вдруг в народе
разнесся слух, что Шевкал хочет сам княжить в Твери, своих князей татарских посажать по другим русским городам, а христиан привести в татарскую
веру. Трудно допустить, чтоб этот слух был основателен: татары изначала отличались веротерпимостью и по принятии магометанства не были
ревнителями новой религии. Узбек, по приказу которого должен был действовать Шевкал, покровительствовал христианам в Кафе, позволил
католическому монаху Ионе Валенсу обращать в христианство ясов и другие народы по берегу Черного моря; он же, как мы видели, выдал сестру свою
за Юрия московского и позволил ей креститься. |