Касательно условий
освобождения свидетельства разногласят: в большей части летописей сказано: «Царь Улу Махмет и сын его утвердили великого князя крестным
целованием, что дать ему с себя окуп, сколько может»; но в некоторых означена огромная сумма – 200000 рублей, намекается также и на другие какие
то условия: «А иное бог весть, и они между собою»; во всяком случае трудно согласиться, чтоб окуп был умеренный. Летописи единогласно говорят,
что с великим князем выехали из Орды многие князья татарские со многими людьми. И прежде Василий принимал татарских князей в службу и давал им
кормление – средство превосходное противопоставлять варварам варваров же, средство, которое Россия должна была употреблять вследствие самого
своего географического положения; но современники думали не так: мы видели, как они роптали, когда при отце Василия давались литовским князьям
богатые кормления; еще более возбудили их негодование подобные поступки с татарами, потому что в них не могла еще тогда погаснуть сильная
ненависть к этому народу, и когда к тому еще были наложены тяжкие подати, чтоб достать деньги для окупа, то неудовольствие обнаружилось в самых
стенах Москвы: им спешил воспользоваться Шемяка. Теперь больше чем когда либо Юрьевич должен был опасаться Василия, потому что посол его к хану
был перехвачен, и великий князь знал об его замыслах; но, занятый делами татарскими, он не мог еще думать о преследовании Димитрия. Последний
спешил предупредить его и начал сноситься с князем Борисом тверским и можайским князем Иваном Андреевичем, у которого хотя прежде и было
неудовольствие с великим князем, однако потом заключен был мир: Василий дал ему Козельск с волостями, и можайский князь вместе с братом, как мы
видели, находились в Суздальской битве. Шемяка сообщил князьям слух, который носился тогда, об условиях Василия с ханом Махметом: шла молва,
будто великий князь обещал отдать хану все Московское княжество, а сам удовольствовался Тверью.
Князья тверской и можайский поверили или сочли полезным для себя поверить и согласились действовать заодно с Шемякою и московскими недовольными,
в числе которых были бояре, гости и даже чернецы, а главным двигателем был Иван Старков; из бояр Шемякиных главными советниками летописец
называет Константиновичей, из которых после на видном месте является Никита Константинович.
В 1446 году московские недовольные дали знать союзным князьям, что Василий поехал молиться в Троицкий монастырь; Шемяка и Можайский ночью 12
февраля овладели врасплох Москвою, схватили мать и жену великого князя, казну его разграбили, верных бояр перехватали и пограбили, пограбили
также многих граждан, и в ту же ночь Можайский отправился к Троице с большою толпою своих и Шемякиных людей. Великий князь слушал обедню 13
числа, как вдруг вбегает в церковь рязанец Бунко и объявляет ему, что Шемяка и Можайский идут на него ратию. Василий не поверил ему, потому что
Бунко незадолго перед тем отъехал от него к Шемяке. «Эти люди только смущают нас, – сказал великий князь, – может ли быть, чтобы братья пошли на
меня, когда я с ними в крестном целовании?» – и велел выбить Бунка из монастыря, поворотив его назад. Не поверивши Бунку, великий князь послал,
однако, на всякий случай сторожей к Радонежу (на гору), но сторожа просмотрели ратных людей Можайского, ибо те увидали их прежде и сказали
своему князю, который велел собрать много саней, иные с рогожами, другие с полостями, и положить в них по два человека в доспехах, а третьему
велел идти сзади, как будто за возом. Въехавши на гору, ратники выскочили из возов и перехватали сторожей, которым нельзя было убежать, потому
что тогда снег лежал на девять пядей. |