Изменить размер шрифта - +
К

патриарху Геннадию Иона писал, что просит его благословения и посылает дары, какие нашлись у него.
«Не погневайся, – пишет Иона, – за наши малые поминки (подарки), потому что и наша земля от поганства и междоусобных войн очень истощилась. Да

покажи к нам, господин, духовную любовь, пришли к моему сыну, великому князю, честную свою грамоту к душевной пользе великому нашему

православию; сколько у нас ни было грамот от прежних патриархов, мы все их держали за земскую честь, к своей душевной пользе; но все эти грамоты

погибли от пожаров во время земских нестроений». Быть может, грамота от патриарха нужна была в Москве как доказательство, что поставление

русского митрополита независимо от Константинополя не уничтожило единения с последним, что там не сердятся за эту перемену отношений.
Если московский князь и митрополит обязывались оставаться в единении с Византиею только под условием, чтоб там сохранялось древнее благочестие,

если новизны Флорентийского собора, принесенные Исидором, нашли себе такой сильный отпор в Москве, и прежде всего со стороны самого

правительства, то понятно, что иначе встречена была эта новизна от католических правителей Руси Литовской: в 1443 году польский король Владислав

Ягеллович дал жалованную грамоту русскому духовенству, в которой объявлял, что церковь восточная – греческая и русская – приведена в давно

жданное соединение с римскою, вследствие чего русское духовенство, терпевшее до сих пор некоторое утеснение, как выражается король, жалуется

всеми томи правами и вольностями, которыми пользуется духовенство католическое. Но Исидор, принужденный бежать из Москвы, не остался нигде на

Руси; король Владислав в следующем же 1444 году пал под Варною, преемник его Казимир находился в затруднительном положении между требованиями

Польши и Литвы, что заставляло его прекратить неприязнь с Москвою, а мир мог быть всего скорее заключен под влиянием митрополита Ионы: литовский

князь, желая мира с Москвою, должен был для этого приобресть расположение Ионы подчинением ему церкви литовско русской; Иона с своей стороны

должен был всеми силами стараться о мире между Казимиром и Василием, потому что только под условием этого мира могло сохраниться единство

церковное. Так, мы видим, что когда по заключении мира встретились вновь какие то недоразумения, то Казимир, отправляя своего посла в Москву,

приказал ему попросить митрополита постараться, чтоб мир не был нарушен.
Иона, называя себя общим богомольцем, отвечал Казимиру, что он говорил великому князю Василию о мире с благословением и мольбою и что Василий

хочет с королем братства и любви. «Благодарю твое господство, – пишет Иона, – за доброе расположение и благословляю тебя на любовь с братом

твоим великим князем Василием Васильевичем, который желает того же; я же ваш общий богомолец, по своему святительскому долгу рад бога молить и

стараться о мире между вами; за великое ваше жалованье и поминки благодарю и благословляю». Мы знаем, в чем состояло это великое жалованье, за

которое Иона благодарит Казимира: последний обещал восстановить единство русской церкви по старине и прислать Ионе решительный ответ по

возвращении своем из Польши в Литву. Король сдержал слово и подчинил юго западную русскую церковь Ионе, которого видим в Литве в 1451 году.
Но опасные следствия Флорентийского собора не могли ограничиться для Юго Западной Руси одною попыткою Исидора: папы не любили отказываться от

того, что раз каким бы то ни было образом попадало в их руки, а литовский князь, католик, не мог препятствовать намерениям главы католицизма.
Быстрый переход